Все тут же принялись говорить о Николасе.– Он действительно довольно приятный, не правда ли? – заметила миссис Уитеккер. – Находясь в его обществе, начинаешь думать, что все может обернуться не так уж плохо.– Не знаю, – отозвался отец Бейкер несколько бесцветным голосом.– Как, отец? – воскликнул Лионель. – У вас сегодня должен быть праздник! Разве не сбылось то, о чем вы мечтали?– Я был бы счастливее, если бы во главе государства мог встать Патрик.– Чепуха! У него нет никакого опыта! Боже мой, Мибейн – юрист, он работает над конституцией, член Законодательного Совета, работал в Банке развития – только подумать! Он тактик! Я-то собираюсь убраться отсюда в любом случае, но с Мибейном у руля можно надеяться на выживание. Он знает что почем и умеет пойти на компромисс. А Курсон – обычный мечтатель.Лионель, разумеется, прав. Конечно, Патрик свое получит, Николас об этом позаботится, они же, как братья, с давних пор. И это понятно. Нельзя не ценить такой преданности. Николас найдет подходящее место для такого дерзкого человека, как Курсон. Как раз на прошлой неделе он сообщил Фрэнсису, что Курсон будет министром образования. Что ж, там он не принесет никакого вреда, а если уж быть честным, сможет добиться хороших успехов. Такая работа как раз для него.– Между прочим, даже в клубе Гардиан», – говорил в этот момент Лионель, – между своими, цветными политиками, как мне говорили, Курсона называют мечтателем. Даже они не слишком высокого мнения о нем.– Во все времена миру не хватало мечтателей, – сказал отец Бейкер.Фрэнсис отвернулся. Сколько разговоров, ненужных разговоров! Ему до смерти надоела толпа, хотелось уехать прямо сейчас, но он знал, что Марджори останется до конца.Она смеялась. Ее смех всегда был редкостью, тем более последние годы, что вполне естественно. Иногда она смеялась искренне, особенно, когда занималась с Мейган, но ее «светский» смех представлял из себя притворное хихиканье, достигавшееся напряжением лицевых мышц. Глядя на нее, у него у самого начинали болеть щеки. Он никогда не понимал, зачем нужно прилагать столько усилий, чтобы понравиться людям, до которых в сущности нет никакого дела. И все же большинство ведет себя именно так, поэтому, наверное, странный он, а не они.И вдруг его озарило: в отличие от него, Марджори, чтобы выжить, необходимы общество и признание! Когда они одни дома, молчание часто укрывает их тяжелым покрывалом. Какие мрачные мысли тогда, должно быть, приходят ей в голову!Он выпил кофе и отодвинул десерт. Завтра воскресенье, и он сможет провести целое утро с Мейган, пока Марджори будет спать до полудня. Может быть, они поплывут на Спарк-айленд. Можно взять четырехлетнего внука Озборна, он составит Мейган компанию. Или он заблуждается? Рой настолько впереди Мейган. Он плавает, как дельфин; все замечает и обо всем имеет свое суждение; может соотнести фотографию огромной черепахи и только что вылупившихся черепашат. Он дружит со своим дедом, всюду ходит за ним и даже заслужил прозвище «тень Озборна».Как тяжело не завидовать Озборну из-за имеющегося у него сокровища!Достаточно взглянуть на Мейган, даже не слыша ее младенческого лепета, не зная, с каким трудом ее отучали от пеленок, достаточно взглянуть на нее и сразу становится ясно, что она не «нормальна». Мягкие светлые волосы, спускающиеся на теплую, загорелую шейку, два ряда аккуратных, великолепных зубов, кобальтово-синие глаза и… Фрэнсис почувствовал, как его собственные глаза защипало от подступающих непрошеных слез.Как он привязан к этому жалкому лоскутку жизни! А оба они привязаны к лоскутку, кусочку земли, на котором живут! И никогда он не мог объяснить эту связь даже самому себе.– Где ты, Фрэнсис? Вернись к нам, – с легким нетерпением позвала Марджори.– Я перенесся в завтрашнее утро, – ответил он, а она бросила на него свой «я-тебя-не-понимаю» взгляд.Его беспокоило и кое-что другое. Не «использует» ли он ребенка, потому что ни к кому больше не привязан? Ни одной живой души, за кого бы он умер? Он умер бы за Мейган сто раз. Но так поступила бы и Марджори. Он часто наблюдал за ними, за матерью и дочерью, когда они в светлых платьях гуляли по лугу, напоминая цветы или бабочек. Мейган, разумеется, и не подозревала, что именно она соединяет их. Она и, конечно, способность Марджори сострадать, потому что он не пережил бы разлуки с Мейган, и Марджори это прекрасно знала. Ее жизненные принципы были жесткими и нерушимыми, но она сама жила в соответствии с ними, в этом надо было отдать ей должное.Он почувствовал толчок в бок:– Посмотри! Посмотри туда! – Куда?И тут же понял. К центру террасы, где оставался большой незанятый стол, пробирались Патрик с женой, группа белой молодежи – друзья и родственники Кэт, два или три чернокожих политика и Кэт.– Как удачно сочетается с ее волосами розовый цвет, – сказала Марджори. – Смешно, ведь она никогда не обращала внимание на одежду.Лионель в открытую разглядывал Кэт, не считаясь с тем, видит она это или нет.– А ей и не было нужды обращать на это внимание. Что бы она ни надевала, все смотрелось на ней благородно, – неожиданно тактично прозвучали слова Лионеля.– Ты никогда о ней не говоришь, – заметила Марджори.– А зачем? Мы разведены. Кроме того, это вряд ли было бы уместно в вашем доме.– Ты о чем? Это из-за того, что она одно время была без ума от Фрэнсиса?Фрэнсис почувствовал, что краснеет.– Не говори глупостей, Марджори! – его глаза встретились со взглядом Лионеля, который явно забавлялся.– Ты знаешь, что это правда! – настаивала Марджори. – Я не говорю, что это продолжалось длительное время, но…Лионель перебил ее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138