– Я не обедала так целую вечность. Обычно я либо питаюсь вне дома, либо что-то делаю наскоро, а это совсем не то, что у тебя. Ты для меня загадка, Гиацинта. И всегда была загадкой.
«Уж не собирается ли она вновь затеять пустой разговор о разводе и детях? Только не это», – взмолилась Гиацинта. Францина нежно улыбнулась.
– И вот ты изучаешь фасоны всех видов одежды, ты законодательница моды…
– Может, я от тебя унаследовала вкус к модной одежде. Пусть самую малость.
Францина раскрыла альбом, лежавший на столе.
– Эти эскизы напоминают мне твои картины. Я вспоминаю, как ты писала отца, лежащего в гамаке, или меня в белом платье.
– Многие модельеры любят рисовать. Кое-кто из знаменитых модельеров начинали как художники. Ведь надо показать эскиз изготовителю и заинтересовать его.
– Может, ты станешь знаменитостью среди модельеров.
Францина не имела представления о конкуренции, о яростном, беспощадном соперничестве, о людях, которые обещают и затем не выполняют своих обещаний, о том, как возникают, взлетают вверх и быстро низвергаются с высоты коммерческие предприятия и фирмы. «Мне хотя бы обеспечить себе приличный уровень жизни, – в сотый раз думала Гиацинта, – некую стабильность, чуть большую надежность, чем тогда, когда я продавала платья в универмаг Р. Дж. Миллера». К этому она отчаянно стремилась.
Часто во время беседы Гиацинта ловила себя на том, что теряет нить разговора. Она представляла себе смеющегося Джерри или, взглянув на часы, думала: сейчас четыре, должно быть, они едут кататься на лошадях.
Гиацинта заставила себя вернуться к настоящему моменту, к симпатичной квартире и к Францине, ожидающей ее ответа. Не странно ли, что двое людей не могут находиться вместе не разговаривая? Считается даже оскорбительным молчать, ибо это может означать, что человек надоел тебе или ты сердишься на него.
– Я сегодня кое-что купила, – сказала Гиацинта. – Вряд ли я могу себе такое позволить, но все же сделала это.
– Покажи.
Гиацинта достала из шкафа ткань с разноцветным узором и показала Францине.
– Это висело на витрине, – объяснила она. – Драпировочная ткань, но я подумала, что из нее можно сшить замечательную юбку. Посмотри на цвета!
– Когда и с чем ты будешь это носить?
– Да когда захочется. С ботинками и толстым свитером или с шелковой блузкой и ожерельем из рубинов и бриллиантов. Правда, в таком случае меня должен сопровождать полицейский. – При виде этих ярких цветов у Гиацинты поднялось настроение. – А еще я на днях купила шелк изумрудного цвета. Это дешевая ткань, и я решила попрактиковаться в раскрое. Я люблю заниматься этим дома.
– Покажи мне.
– Вот, посмотри. Прелесть, не правда ли? Мне это напоминает газон после дождя.
– И что ты с этим сделаешь?
– Простое платье с яркой расцветкой может надеть женщина с великолепной фигурой – такой, как у тебя. Позволишь мне приложить к тебе?
– Почему бы и нет?
– Отлично. Сейчас я достану булавки. У нас вчера было занятие по технике драпировки. Очень непростое дело. Я попробую применить греческие складки. А ты стой и не шевелись. – Держа булавки во рту, Гиацинта продолжала: – Простое платье вроде этого следует шить вручную. Люди не понимают, что ручное шитье создает особый шарм. Это то, что мы видим у кутюрье в Париже. Именно за это и платят. Бабушка могла бы работать в таком месте. Я до последнего времени не осознавала этого.
Гиацинта умолкла, на мгновение увидев себя у мольберта с кистью в руке. Сейчас она ощущала, как создает что-то из ничего. Гиацинта зашпилила, затем вынула булавку и зашпилила снова. Ткань скользила под ее пальцами.
– В ванной есть зеркало во весь рост, – сказала она. – Пойди и взгляни, нравишься ли ты себе.
Вскоре Францина вернулась в комнату.
– Даже не верится! Как быстро ты соорудила платье!
– Нас обучают известные модельеры. Если быть внимательным, то кое-чему можно научиться. Вот и весь секрет!
– У тебя были способности еще до того, как ты пришла туда. Не уверяй меня, что все, кто посещает вашу школу, научились этому за несколько лекций.
– Нет, конечно. К этому надо и руки приложить. Хочешь, чтобы я сшила это платье для тебя? Будешь его носить?
– Еще бы, дорогая! Я даже вышью на нем твое имя. И буду горда не меньше, чем Эмма, когда она получила от тебя розовое платье.
При упоминании Эммы повисла тишина. Францина чуть слышно вздохнула, а затем мягко заговорила:
– Я вижу теперь, как искусство привело тебя к этому делу. Все в жизни связано. Здесь необходимо чувство формы и пропорции. Знаешь, Гиацинта, я должна извиниться перед тобой. Ты была права, сделав этот выбор, а я, не подумав, возражала. Я всегда говорила себе, что не имею права выражать мнение, так как почти не смыслю в искусстве, и все же то, что ты делаешь, великолепно. И кажется, ты не тратишь на это усилий. На сей раз это действительно твое.
Францина и Уилл Миллер. Два человека, которые не знали друг друга и никогда не узнают. Мать держала свое мнение при себе, а он высказал его в лицо Гиацинте.
– Ты еще ходишь в магазин Р. Дж. Миллера? – спросила Гиа.
– Нет. Один из них у нас закрылся недавно, а тот, что был в твоем городе, кто-то купил. Магазины были старые и симпатичные, но, наверное, отставали от времени.
Конечно, глупо вспоминать человека, с которым Гиацинта провела не более шести или семи часов. Тем не менее она иногда обращала внимание на какого-нибудь мужчину на улице, который чем-то напоминал Уилла, и не находила этому разумного объяснения.
– Я скучаю по тебе, – сказала Францина. – Могу хоть раз в две недели садиться за руль и приезжать сюда.
– На поезде ты доберешься сюда так же быстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91