– У вас еще, конечно, осталось золото, и серебро, и камни. Вы постоянно якшаетесь с купцами и возите им шерсть. Зачем вы пытаетесь меня уверить, что в замке нет денег? Мне противно слушать вашу ложь, хотя я все это должен был предвидеть, беря себе в жены племянницу скряги Гью Друрикома!
– Боже мой, – сказала Джоанна, – разве я когда-нибудь проявляла по отношению к вам скупость?
– Да! – И рыцарь ударил кулаком по столу. – И мне это надоело! Дайте мне все, что вы за Бэкстона получили, или я немедленно отправляюсь за ним в Гревзенд!
– Вы королевский рыцарь, сэр Саймон Бёрли. Вы не станете унижать свою жену перед купцами и ремесленниками!
Как иначе могла помочь Джоанна бедному Тому Бэкстону!
Саймон Бёрли, бледный от бешенства, подошел к ней вплотную:
– Дайте немедля деньги!.. Хорошо, тогда поклянитесь, что в замке больше нет ни фартинга!
Джоанна подняла было руку, но снова опустила ее. Она вспомнила о золоте, которое Аллан возил в Норземтон.
– Ага! Вот как?.. – крикнул сэр Саймон, опрокидывая скамью. – Если тебя в монастыре научили так хорошо лгать, так имей же смелость призывать бога себе в свидетели!
«Аллан ни за что не отдаст этих денег, – думала Джоанна. – Он их бережет для другого. Видно, много пришлось старику передумать, перед тем как прийти к такому решению».
«Ваших денег у меня осталось десять монеток, и вот я добавляю свои два золотых, – сказал Аллан. – Этими деньгами вам придется заплатить архиепископу, чтобы он похлопотал о разводе…»
– Я никогда не требовала от вас никаких клятв, – произнесла Джоанна спокойно, только руки ее дрожали. – И вы тоже не должны заставлять меня клясться.
– Мне все это надоело! – вдруг заревел сэр Саймон, бросая на пол кружку и блюдо.
Хорошо, что его гостья видела уже седьмой сон, иначе она перепугалась бы до смерти.
– Мне все это надоело! – Саймон Бёрли перевернул ногой стол. – И ваша мужицкая скупость, и ваша мужицкая хитрость. Не хватало еще, чтобы вы требовали от меня каких-нибудь клятв! Довольно с вас и одной!
Джоанна вдруг ясно увидела монастырскую келью, рыцаря и мертвую желтую птичку. Она закрыла глаза. Если бы не этот человек, она уже четыре года была бы монахиней.
– Сэр Саймон, – начала она волнуясь, – что бы вы ни говорили сейчас, я всегда буду помнить ту ночь и все, что вы сделали для меня!
Рыцаря трясло как в лихорадке.
– Вы правы, я слишком много сделал для вас. Я покинул ради вас самую нежную и самую красивую девушку; лучше ее не найдешь во всех восточных графствах… Но нет, не ради тебя, лицемерная скряга, а ради твоих денег! Ради твоего богатого наследства, которое все равно разлетелось ко всем чертям!
Джоанна смотрела на него, не опуская глаз. В ухе у него уже не болтается сережка с синим камнем. А с мизинца исчезло уже даже то последнее колечко. Золото, серебро и камни точно тают в руках этого человека. И все-таки она чувствовала к нему благодарность и жалость.
– Вам не удастся очернить себя в моих глазах, – сказала она мягко. – О моем богатом наследстве вам стало известно только в самый разгар нашей свадьбы.
– А ну-ка, посчитайте, когда умер мастер Тристан и когда вскрыто было завещание… Ну, раз! Вы даете мне деньги?
Джоанна молчала.
– Два! Даете?.. Три! Даете?.. Лионель, – крикнул он, открывая дверь в сени, – немедленно седлай лошадей, мы едем в Гревзенд!
– Подождите, – сказала Джоанна поднимаясь. – Сначала повторите мне еще раз о завещании.
Сэр Саймон остановился в дверях:
– Завещание было вскрыто двадцать девятого сентября в Уовервилле. Тогда же я узнал, что вы стали богатой наследницей. Мы выпили бочонок вина в ту ночь – я, стряпчий, отец Роланд и ваш дядюшка. Сэра Гью с горя тогда же хватил удар. Из Уовервилля я приехал в монастырь. Свадьба наша была отпразднована второго октября, если вы помните.
Джоанна что-то пробормотала.
Она опустилась на скамью. Руки свисали по бокам, как плети.
«А все-таки она очень красива, – решил сэр Саймон. – Куда этой цесарочке до нее! Пусть та наденет двадцать модных платьев, но ей не сравняться с этой маленькой кентской леди!»
– Подойдите! – сказала Джоанна хрипло.
– Что? – переспросил он и, пройдя через весь холл, остановился у ее скамьи. Он смеялся от радости, что довел ее до такого состояния.
И тогда Джоанна, размахнувшись, ударила его изо всех сил кулаком по лицу.
Уезжая с господином, паж Лионель не позаботился о том, чтобы оставить немного овса для лошади приезжей дамы. Лошадка стояла в конюшне и жалобно ржала. Старый Аллан, объевшись вчера мяса, заболел. Он лежал в кладовой, корчась от боли. Джоанна уже два раза сегодня нагревала кирпичи и прикладывала ему к животу.
Мэтью отправился снова за кузнецами, так как мост опустили, но опять поднять его было уже невозможно.
Джоанна отворила дверь в конюшню. Лошадка уткнулась ей в ладонь мохнатой мордой.
– Сейчас, сейчас, – сказала Джоанна. – Мне придется тебя попасти немного.
Она вывела лошадку из замка и привязала в кустах. Сама она села в траву у дороги и заплакала.
Гостья ее еще спала. Как только она уедет, Джоанна немедленно отправится в Фоббинг к Джеку.
Аллан прав: Саймон Бёрли – это жадный и наглый волк. Но уж она-то зато совсем не овечка!
Ей было жаль этих четырех лет, ушедших на уплату долгов ее бывшего мужа. Бывшего, потому что со вчерашнего дня она не считала себя его женой.
Из-за кустов Джоанна видела, как быстро пробежал мимо нее Мэтью, но ей не хотелось его окликать.
Потом к ней подошел нищий Тум. В хорошие времена он кормился на кухне замка Тиз.
– Тум, – сказала Джоанна печально, – ты, видно, почуял запах баранины? Но ее съели вчера всю до крошки…
– О нет, леди, – ответил старик, – я совсем за другим делом иду в замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102