Она еще раз глянула вниз.
Вот только разве эта дама со служанкой могла бы ей посочувствовать, потому что в прошлом году она присылала в Тиз попросить два бушеля ячменя до нового урожая.
Дама что-то сказала служанке, и та вышла из рядов. Но она тотчас же вернулась, катя ногой огромный камень. Потом она помогла госпоже вскарабкаться на него.
Джоанна повернулась к Гугу Гавесдемскому.
– Какой рукав расстегнуть, господин палач, – спросила она озабоченно, – правый или левый?
Грубое и некрасивое лицо палача дернулось, и, теряя свою важность, Гуг Гавесдемский растерянно оглянулся по сторонам.
На этом помосте осужденные не разговаривают с палачом. Если им что нужно, они обращаются к помощнику и говорят тихо, как в церкви. Но так как палач иногда бывает милосерднее судьи, бывший мясник из Гавесдема вдруг с радостью припомнил старый английский обычай, который спас от лишних мучений мужеубийцу Матильду Блонд.
Колода вся загудела, как потревоженный улей, когда он положил на нее топор. Потом он обернулся к Джоанне.
– Какой рукой ты открывала дверь королевскому изменнику, женщина? – спросил он голосом, раскатившимся по всей Доффльской площади.
Боясь ошибиться, боясь обрадоваться преждевременно, Джоанна быстро посмотрела на него.
И вдруг помост, рыжая веревка – все как будто рухнуло, а женщины, стоявшие внизу, подняли руки в воздух.
– Левой, господин палач, левой! – закричали они.
– Скажи левой, женщина!
– Скажите левой, миледи! – кричала изо всех сил маленькая дворяночка в потертом атласном платье. Она чуть не свалилась со своего камня.
Мужчины – те стояли, сумрачно потупясь в землю. Некоторые сердито уговаривали своих жен.
Но почти в это же мгновение все повернули головы назад, потому что из боковой улицы на площадь выехал королевский знаменный рыцарь, сэр Саймон Бёрли.
Он был не один. За ним по четверо в ряд ехали шестнадцать человек его свиты и, отставая только на голову коня, трусил рысцой всадник в запыленной одежде. Это был королевский гонец.
Теперь Джоанна испугалась по-настоящему, впервые за сегодняшний день.
Староста подал знак звонарю на колокольне. Густой медный гул пошел над толпой. И тогда прибывший человек в запыленной одежде опередил знаменного рыцаря и остановился перед помостом.
Все обнажили головы. Некоторые старательные слуги даже стали на колени позади своих господ. Джоанне не на что было опереться. Она шагнула к колоде.
Королевский гонец откашлялся.
Джоанна перевела глаза на Саймона Бёрли.
Рыцарь, не поворачивая головы, смотрел в одну точку, и Джоанна невольно проследила его взгляд. Ее бывший муж смотрел на голубой вымпел над замком Тиз.
То, что этот человек, вопреки изъявленному им желанию, появился на площади перед толпой, и то, что он сюда же привез королевского гонца, наполнило ее страхом и тревогой.
«Пусть мне отрубят правую руку! – подумала Джоанна. – Не нужно мне милосердия Гуга Гавесдемского и этих женщин! Только пускай ничего страшного и нового не будет в королевской грамоте! Тогда пускай мне даже отрубят обе руки!»
Но в королевской грамоте было много страшного и нового.
Гонец читал:
– «Божьей милостью его величество Ричард Второй, король Англии, Франции и Ирландии, повелел довести до всеобщего сведения, что слух, распространенный восставшими, будто они действовали по его королевской воле и повелению, совершенно ложен.


Все освободительные грамоты, выданные повстанцам, признаются отныне недействительными, так как они вышли из королевской курии без зрелого размышления и наносят великий ущерб королю и его короне, а также грозят конечным разорением как ему, прелатам, знати и магнатам, так и святой английской церкви и приведут к погибели королевство.
Все, у кого имеются освободительные грамоты на руках, немедля, под страхом конфискации имущества, должны представить их королю и его совету для уничтожения.
Отныне все держатели, как вилланы, так и свободные, без противоречия, ропота и сопротивления должны исполнять своим господам все лежащие на них и на их землях повинности».
Вздох облегчения вырвался из многих грудей. Дворяне в Эссексе расправились с мужиками по своему усмотрению, но было хорошо, что королевский патент поддержал их правоту.
Гонец поцеловал печать и с хрустом свернул кожу.
Джоанна ждала. Не для этого привел сэр Саймон Бёрли королевского гонца на площади Доффли и поставил у самого помоста.
Человек вынул из-за пазухи второй свиток.
Саймон Бёрли отвел глаза от вымпела на замке Тиз. Он коротко глянул на Джоанну, и она в этот момент начала читать про себя молитву. Но детская латынь плохо шла ей на ум, и она стала молиться своими словами, как простая мужичка.
– Господи, – бормотала она, – возьми, если нужно, мою свободу, честь и жизнь, только, господи, пускай ничего дурного не случится с Джеком!
– «Король объявляет всем своим верноподданным, что они, под страхом конфискации всего, что король может у них конфисковать, обязаны вооруженной рукой и всеми имеющимися в их распоряжении средствами оказывать сопротивление восставшим. Это злое дело больше не повторится, потому что главные виновники мятежа уже осуждены и преданы казни в Лондоне 18 июня.
По распоряжению чрезвычайной судебной комиссии, заседавшей во дворе Гильдголла 17 июня, эти люди…»
Саймон Бёрли снова глянул на леди Джоанну и опустил глаза.
Стиснув руки, вся наклонясь вперед, Джоанна слушала, не пропуская ни одного слова.
– «…эти люди – Аллан Тредер из Эссекса, Джон Кэркби из Кента, Джон Снэйп, прозванный Малюткой, из Кента, Джек Строу из Кента и Джон Стерлинг из Эссекса – преданы страшной и позорной смерти, а головы их выставлены на Лондонском мосту».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102