«Надо поверить в себя». Теперь Коралл знает, что это значит. Все оказалось так необычайно просто. В какую-то минуту он почувствовал почву под ногами, неуверенность и колебания вдруг исчезли; он даже не успел подумать, что верит в свою силу, все получилось само собой, он стал совершенно другим; можно вспомнить этот момент, но надо ли, зачем? Он уже всегда будет таким, и больше незачем рассуждать об этом.
Коралл отогнал муху, четыре, нет, пять – кружатся над рукой; тошнотворный запах гноя – начинается заражение. Он быстро забинтовал руку, положил ладонь на перевязь, болит только рука; во всяком случае, заражение пока не распространяется, никакой синей полосы выше раны нет. Отек тоже пока ограничен, но не пойдет ли он дальше? Мать, конечно, расплачется, увидев Коралла. Простыни будут холодить, от льняного полотна повеет свежестью, рядом на стуле какие-то пузырьки, йод, чистый белый бинт, он заснет или будет лежать, уставившись в белый потолок, зная – теперь все, что случится с ним, не зависит от него – и успокоившись от этой мысли.
Коралл встал. Жажда заставила его идти дальше. Тропинка, мягко пружиня под ногами, привела его к дороге; мелкий песок, перерезанный двумя колеями, отражал горячий свет. Лес расступился, открылось лучистое небо, на круглой поляне светились на солнце рыжие пни, дальше темнел молодой ельник, а за ним там и сям стояли высокие лохматые сосны. Справа лес переходил в широкую долину, темно-зеленую, со светлыми пятнами. Даль, открывшаяся перед Кораллом, поразила его; Коралла охватило радостное чувство освобождения. Глядя на эти просторы, он ощущал, как все в нем рвется вперед: он свободен, может выбрать себе тропинку, которая поведет его туда. «Я спасен», – сказал Коралл вполголоса.
Он стоял лицом к западу, смотрел на лес внизу, на дальние сосны; то, что было перед ним, за той чащей, как будто заговорило с ним. Он не различал отдельных голосов. Перед ним был простор, он чувствовал только запах (так пахнут в жару туи на газоне). Терпкая сладость вишен в саду, смех Ганки – все смешалось. Какие-то неясные воспоминания переполняли душу радостью. Все остальное отошло куда-то далеко-далеко. «Я пошел в лес затем, чтобы туда вернуться», – подумал он, и сам удивился трезвости мысли. – Ну, не глупи, сказал он себе сурово. Но голос прозвучал очень глухо. А почему, собственно? Мацек один справится. Если Венява придет в себя и если ему есть что передать, он скажет Мацеку; если бы машина добралась до них, то Мацек все равно расстался бы с ними и ушел бы в отряд; если их окружат… Мацек разберется в ситуации. Скинет с плеча автомат, дуло прикроет глушителем, наверное, из носового платка… Наклонится над Ястребом, сдвинет пилотку на глаза… «Нет! – резко оборвал он себя. – Я вернусь туда, ведь я вернусь туда…» Кому он это говорит? Кого хочет убедить? Кому нужно, чтобы он возвращался? Кто ждет ответа? Никому он не поможет. А может, достаточно отвернуться; это ведь не трудно – забыть… Все равно он им не поможет. Никто об этом не узнает, кроме Мацека… «Интересно, что вы выберете?» Все-таки выбор есть. Если можно отвернуться…
Он осмотрел зеленый склон, распахнутый навстречу небу, залитую голубым светом даль между соснами. Ему показалось, что все уладилось, а вернее, что все может уладиться. Коралл услышал сердитое цокание: рыжий клубочек промелькнул, шелестя, по стволу сосны, повис в вышине, высунув острую мордочку; зло загорелись черные бисерные глазки; снова обрушились на него какие-то пискливые ругательства, белка подскочила, рыжий хвост мелькнул на солнце и пропал в хвое. Коралл широко улыбнулся, но потом улыбка медленно исчезла. За поляной над разбросанными соснами, не очень высоко, так, что видно было его светлое пестрое оперение, кружил ястреб; вероятно, тот самый, которого они с Мацеком заметили на краю перелеска. С высоты он, вероятно, наблюдает в эту минуту и за Кораллом, сидящим под деревом, и за Мацеком, там, возле пня, видит пулеметы, деревню, грузовики, жандармов, ломающих в саду ветки вишен. Ястреб пролетел, на солнце блеснул белым из-под острых крыльев. Небо дрогнуло, разрезанное черным зигзагом. Ястреб опустился ниже, выровнял полет и поплыл над лесным склоном; он медленно снижался, постепенно уменьшаясь, словно его поглощал резкий свет. Теперь он был, пожалуй, неподалеку от западного края леса.
Надо только отвернуться, смотреть в другую сторону… Не помнить о том, что осталось за спиной… Ведь выбор есть… В этом же свобода… Прежде всего надо забыть… «Но ведь это свинство – отвернуться от них. Просто свинство», – повторил он вполголоса. Никакого отклика. «Это подлость, а не свобода, – пытается он еще раз подавить радостный голос, зов оттуда. – Но почему? Зачем? Не знаю. Нет точного ответа… Я совершенно один. Но ведь я не сделаю этого… надо бы решиться… нет, не могу, не переступлю границу…» Коралл посмотрел через поляну на противоположную сторону, ему показалось, что этот водоворот солнца между соснами и есть, собственно, граница: если ее перешагнуть, то уже не остановишься. Отсюда, из-под куста, где он сидел в тени, пахнущей ягодами можжевельника (твердая ягода, растертая в пальцах в зеленый порошок, выделяет травяную горечь), Коралл глядит на поляну, в глазах у него начинает темнеть от яркого света, веки жжет. Глаза сами собой закрываются, голова падает на грудь; он поднимает голову, солнце снова ослепляет его, жара прижимает к земле, ноги в сапогах чешутся, словно муравьи по ним ползают, пистолет давит на ребра, под горячим железом рубашка приклеилась к телу, пот стекает по животу. Коралл вынул пистолет из-за ремня, положил его рядом на мох, голова снова сонно качнулась;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25