Ястреб открыл глаза, видно было, что он с трудом, как сквозь толстое закопченное стекло, различает происходящее.
– Э, брат, да ты концы отдаешь! – сказал вдруг Мацек, с нескрываемым любопытством глядя на Ястреба.
– Заткнись! – рявкнул Коралл. Мацэк передернул плечами.
– Как Венява? – спросил Коралл.
– Кончается, – ответил Мацек. – Сирота крутится возле него. – Он шагнул к Кораллу. – Если что, ей-богу, пристукну этого сукина сына…
Коралл пригнулся, коготки ели царапнули ему шею, он пробрался на круглую полянку и увидел Сироту на пне, возле неподвижно лежавшего Венявы. Сирота дымил самокруткой, держал винтовку на коленях и болтал, постукивая по пеньку короткими ногами в заскорузлых сапогах. Заметив Коралла, Сирота соскользнул на землю.
– Он что-нибудь говорил? – спросил Коралл. Сирота покачал головой. Вскинув винтовку на плечо, он потушил окурок о подошву.
У Венявы за этот час нос еще больше заострился, он торчал на окровавленном лице, желтый, как воск. Коралл присел на корточки, прогнал муху, черневшую на щеке раненого. Показалось, что сквозь запекшийся в крови раскрытый рот не проходит воздух. Коралл приник к губам раненого. Он услышал в груди Венявы тихое бульканье. Венява дышал гораздо легче, чем час назад. Коралл поднял глаза, увидел устремленные на него побелевшие зрачки, оглянулся. Сироты рядом не было.
– Пан поручик, – громко зашептал он, снова склоняясь над раненым. – Вы слышите меня? Вы можете говорить? Ответьте…
И вдруг Коралл заметил, что Венява ничего не видит, что глаза его стекленеют, затягиваясь прозрачной пленкой; зрачки закатились, блеснули белки, веки опустились; окровавленное лицо осунулось, застыло. Но Венява дышал. Хрипы и свисты уже не разрывали его грудь. «Крепкий мужик», – с удивлением подумал Коралл. Он встал, обвел взглядом напряженно вытянувшееся, окровавленное тело раненого. На расстегнутом, порванном, с бурыми пятнами мундире серебром поблескивали пуговицы, бриджи со ржавыми потеками были заправлены в черные, безукоризненно чистые офицерские сапоги.
– Не сдается. Шесть дыр в легких, а жив. Вот это сила духа, – сказал Коралл.
Мацек ухмыльнулся, обнажив крепкие зубы:
– А другому раз врежешь – и готов…
Они сидели на самой опушке и рассматривали деревню. За вырубками с торчащими кое-где сосновыми пнями и дальше – за лугом, перерезанным речкой с низкими берегами в тени ивняка, на холме за огородами и молодыми садами тянулся длинный ряд домов и овинов. Теперь, когда туман рассеялся, до деревни оказалось ближе, чем они думали ночью, – не больше полутора километров. Деревня выглядела покинутой. В бинокль видна была дорога; она шла от лугов, карабкалась в гору и пересекала широкую улицу, делившую деревушку пополам. Ни на дороге, ни на том отрезке тракта, который они могли рассмотреть, никого не было. Во дворах тоже безлюдно. Восточнее, по эту сторону реки, пастбище перерезали длинные, узкие полосы картофеля, хлебов и желтого люпина. Два дома, один беленый, под соломенной стрехой, другой темный, под черепичной крышей, с маленьким крылечком, вокруг них деревца, по соседству остов недостроенного овина и сараи из серого пустотелого кирпича. Все это примерно в километре от леса.
Коралл уже ориентировался немного в этой местности. В его память врезался только один участок – дорога, пересекавшая лес. Когда он впервые наткнулся в чаще на широкий песчаный тракт с глубокими рвами по обеим сторонам, ему показалось, что пятачок площадью в гектар, где они укрывались, отрезан от спасительного лесного массива. Ему сразу бросились в глаза переплетающиеся следы шин: песок был изрыт колесами многочисленных грузовиков. Эта дорога выходила из леса метрах в пятистах слева от того места, где затаились теперь Коралл и Мацек. Ее было видно как на ладони; она шла краем луга по высокой гребле, обсаженной кривыми вербами, переправлялась через реку по деревянному мосту без перил и дальше тянулась в гору, к деревне.
– Зашевелились, – сказал Мацек.
– Дай посмотреть. – Коралл протянул руку за биноклем.
– Ну и баба. – Мацек покачал головой.
Коралл стал рассматривать в бинокль дорогу: коровы показались из-за поворота и затрусили к мосту. Убегая от извивавшегося в воздухе кнута, они мотали головами; пыль из-под копыт повисла в воздухе, солнце пробивало ее снопом лучей.
– Как танк, – сказал Мацек.
– Корова?
– Нет. Баба!… – заржал Мацек.
Коралл перевел бинокль немного левее; теперь в линзах была картинка двора с раскиданной соломой, широко распахнутыми воротами овина, открытыми дверьми каких-то хлевов и кладовок. Женщина рубила дрова; она была босиком, в темной юбке и полотняной рубашке без рукавов, видны были белые полные плечи; одной рукой она придерживала на пеньке полено, другой поднимала над головой топор, быстрым ударом вонзала острие в дерево, расщепляла его и снова замахивалась.
– Я охотно пошел бы на нее в атаку, – мечтательно произнес Мацек. Короткая косичка свисала у женщины на спину. – Есть хочется, – бормотал он. – Я бы незаметно подобрался к деревне. Стоит попытаться, ей-богу, – оживился он, собираясь встать.
– Не дури! – оборвал его Коралл.
– Меня так пронесло от этого чертова масла. Прямо живот подвело. А там сало жарят…
– Потерпишь до полудня.
Мацек пристально посмотрел на Коралла. Потом уныло отвернулся.
– Чтоб им сдохнуть… – проворчал он.
– Какая тебя муха укусила?
– За каким чертом нас оставили в этом паршивом лесу? Приказ – и точка? Тоже мне, начальник! А где он вчера был? Опоздал, крыса штабная, а потом всю облаву в кустах просидел…
От возмущения Мацек не находил себе места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25