)
«Но могла ли я сделать, что хотела, одна против всех?»
(Массон : Муж сказал строго:)
«Вы не можете отказать в полной поддержке нашему делу. Ваше присутствие обязательно, как сказал гофмаршал. Этого требует этикет двора. Без этого вы не можете находиться в обществе императора.
(…)
– Все должно отступить, сударыня, перед обстоятельствами столь великими, столь важными для всего народа.
Надеюсь, головная боль пройдет до обеда, от которого вы, как настоящая полька, не можете отговориться.
(…)
– Все это не нравится мне Я не хочу выглядеть в глазах света ревнивым старцем. Вы делаете меня таким.
А я считаю необходимым, чтобы моя жена занимала надлежащее ей место.
(…)
– Пусть будет по-вашему!
(…)
Я не люблю его. Так чего же я должна бояться?»
(Массон : Когда выходили из кареты, господине., кузен ее родственницы, ждал ее и подал ей руку.)
«– Вас ждут, – сказал он. – Вы затмите всех собравшихся там красавиц. Прошу меня не забывать. Я первый, кто публично возгласил вашу победу».
(Массон : Мадам К. ждала ее с распростертыми объятьями).
«– Входите же, я страшно боялась, что вы не приедете. Надеюсь, что одержанная победа вернет вам здоровье».
(Массон : Вошел император. Приблизился к кругу собравшихся (…) Но когда подошел к мадам Валевской и услышал ее имя.)
«Я услышала сухой вопрос:
– Я думал, вы недомогаете. Вы уже чувствуете себя лучше?
Я осмелилась взглянуть на императора. Он заметил это, как признался потом, и счел это одобрением его деликатности».
(Массон : В течение обеда…)
«Я встречалась с его взглядом, потому что он наблюдал за мной постоянно. Это составляло резкий контраст с серьезным разговором, в котором он принимал участие».
(Массон : Маршал (…) Дюрок разговаривал с нею вполголоса, все по поручению своего повелителя.)
«…с которым как будто объяснялся многозначительными взглядами.
– Успех зависит, возможно, только от вас. Требуйте – и получите, а пока что вы отвергаете.
Во время этого диалога мой высокий визави все время делал вид, что принимает участие в общей беседе, не упуская нити нашего разговора. Я видела знаки, сходные с языком глухонемых, как будто диктующие слова, передаваемые мне Дюроком.
На один из знаков императорской руки, которую он приложил к левому лацкану своего мундира, «телеграф»
пришел в замешательство. Несколько секунд он колебался, а потом, как будто уверясь, что понял смысл жеста, сказал:
– Да, а букет? Что вы с ним сделали?
– Он слишком мне дорог, чтобы я могла дать ему засохнуть или потерять хоть один листочек. Он будет наследием, которое я передам своему сыну.
– О, сударыне стоит только повелеть, и ей предложат в подарок нечто более достойное ее.
– Он любит только цветы, – покраснев, поторопилась я с ответом довольно громко, чтобы отвергнуть намек, который меня возмутил.
Маршал взглянул на меня с удивлением.
– Ну что ж. – сказал он после минутного колебания, – будем собирать плоды на вашей земле и подносить их вам.
– Если так будет. Ах, господин маршал!.. Вот букет, который всем нам нужен.
Таким образом прошел весь обед.
Общество перешло в салоны. Его императорское величество воспользовался замешательством, чтобы приблизиться ко мне. Во взгляде его, который он хотел сделать проницательным, я видела блеск огня; его нельзя было выдержать, не отведя своих глаз. Такое впечатление произвел он на меня. Затем, беря меня за руку и пожимая ее изо всех сил, он сказал совсем тихо:
– Нет, Нет! С такими сладостными, такими нежными глазами, с таким выражением доброты уступают, не мучают, или же вы величайшая кокетка, самая жестокая из женщин.
Произнеся эти слова, он быстро отошел. Все вновь последовали за ним».
(Mассон : Она очутилась в кругу, состоящем исключительно из посвященных… Все подошли к ней.)
«– Он видел только вас. Он бросал на вас пламенные взгляды. Это было заметно».
«Искушение начинало действовать. Я была склонна поверить в то, что являюсь орудием провидения».
(Массон : Вошел маршал. Видимо, так уже договорились или предвидели. Остались только трое: мадам Ц., она и Дюрок.)
«Заняв место подле меня, Дюрок положил мне на колени письмо, взял мою руку и сказал умоляющим тоном:
– Неужели вы могли бы отказать в просьбе тому, кто никогда не знал отказа? Слава соседствует с грустью; от вас зависит заменить ее несколькими минутами счастья.
Меня душил стыд. Я подняла руки к лицу. Даже если бы меня убили, я не смогла бы ни произнести слово, ни поднять глаза на Дюрока.
– Кто не говорит «нет», соглашается; да, господин маршал, заверьте е. и. в., что прекрасная птичка еще не освоилась, но вскоре станет ручной.
– Ради бога, что вы говорите! – воскликнула я.
– То, что должны бы сказать вы сами. Я в большей мере поляк, чем вы, и думаю, как все преданные своей стране люди, что нет такой жертвы, которую нельзя было ради нее принести Наполеону. Вскройте это письмо, умоляю вас. Надеюсь, что, прочитав его, вы станете более уступчивой.
Он вышел, а мадам Ц. поспешила вскрыть письмо».
(Массон : Как вы можете отказать, – сказала ей мадам Ц., – спасение страны в ваших руках.)
«– Не бойтесь, – говорила мадам Ц. (Цихоцкая). – Я прошу только следовать советам пламенных сторонников отчизны. Что касается прославленных женщин, которые… и так далее… вы можете их презирать. Это жалкие принципы провинциального воспитания, а то, что им недостает разума, это вы поймете позже. Вы считаете, что место, которое вам предлагают, не вызывает зависти у других? Поверьте мне, поспешите с согласием, а не то случай может быть упущен. Почему вы сомневаетесь в добре, которое можете совершить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73