* * *
Наполеон заканчивал свой ужин, когда до его слуха долетел звон колокола, призывавшего к «Анжелюсу». Он невольно вздрогнул, ему почудилось что-то роковое в жалобном звоне, и это впечатление еще усиливалось от медленности, с какой удары следовали один за другим.
Он осведомился о причине звона, но никто не мог ничего объяснить. Тогда император встал из-за стола и подошел к окну. На площади еще двигались темные фигуры.
– Можем ли мы безопасно ночевать здесь? – спросил он Бертрана.
– Ваше величество, нельзя предположить, чтобы осмелились напасть на вас Стычка при вашем прибытии – простая случайность, выходка каких-нибудь презренных головорезов, подкупленных вашими врагами.
Наполеон покачал головой. Слова Бертрана не убедили и не успокоили его. Храбрый на поле сражения, он выказывал презрение к смерти и хладнокровно ожидал внезапного кровавого конца; так было на мосту в Лоди, при Арколе, среди русских снегов и еще недавно при Арси-сюр-Об, когда он принудил лошадь обнюхать дымящуюся бомбу; но теперь он испытывал особенную, гнетущую тоску, чувствуя себя одиноким среди раздраженного населения. Им овладел тот страх перед толпой, который хорошо знаком людям, принимавшим участие в революциях. Наполеон не дрогнул, когда около него раздался оглушительный взрыв адской машины на улице Сен-Никэ, а теперь чувствовал, как его тело холодело от невольной дрожи. Ему хотелось быть подальше от этого негостеприимного места, от готовых напасть на него убийц, присутствие которых он угадывал. Но у него не было необходимой силы воли, чтобы решиться заказать лошадей и крикнуть: «В дорогу!» Бывают такие минуты в жизни, когда самое желанное бегство оказывается выше сил человека.
В это время в гостиницу явился Жан Соваж и рассказал о западне, в которой император неминуемо погиб бы, если бы был узнан. Было одно средство спасения – переодевание. По совету Бертрана Наполеон снял костюм и заменил его ливреей одного из слуг.
Генерал Бергран приказал отнести в карету пакет с мундиром императора; но Наполеон, не терявший присутствия духа и все предвидевший, заметил, что опасно оставлять карету пустой; кто-нибудь должен был в платье императора занять его место в карете. Сыграть эту небезопасную роль вызвался Жан Соваж, и его предложение было принято. Он быстро переоделся, и Наполеон, внимательно осмотрев его, по-видимому, остался доволен своим двойником и с улыбкой, походившей, несмотря на его старания, на гримасу, он сказал Бертрану:
– Видя, что мое место в карете занято, они не догадаются, что я скачу далеко впереди на почтовой лошадке. Кто, черт возьми, заподозрит, что под ливреей курьера скрывается император французов?
Итак, простой крестьянин в императорском мундире занял место в карете, украшенной гербами, а император в ливрее простого слуги уселся верхом на лошадь, которой предстояло спасать жизнь изгнанного цезаря.
Переодетый курьером Наполеон мог пробраться через враждебные толпы, сторожившие по деревням на Сен-Канской дороге проезд императорской кареты.
Всеобщая ненависть была так сильна, страсти так возбуждены, что неистовствовавшие крестьяне не спали всю ночь, подстерегая побежденного, которого жаждали прикончить.
Однако никто не узнал Наполеона, сторожившие фанатики со старыми ружьями на плече или просто с цепями пропустили безобидного верхового, притом доброго роялиста, о чем свидетельствовала белая кокарда на шляпе Переодетому в этот костюм императору с эмблемой приверженности к партии Людовика XVIII кланялись как слуге короля, как одному из мелких деятелей правого дела. В нескольких местах его даже угощали, в других – осведомлялись, какие есть новости о тиране.
Благополучно проехав Сен-Кана, Наполеон вздохнул свободнее. Погоняя коня, он скоро оставил далеко позади много опасных сборищ. Никто не обратил на него внимания; самые пылкие, утомившись ожиданием, отправились спать. В Сен-Кана раздалось лишь несколько враждебных криков:
– Ага, вот курьер! Едет готовить помещение. Значит, злодей Бонапарт недалеко!
И эти враги, решительные и нетерпеливые, возбужденные духовенством, обманутые эмиссарами Талейрана и барона де Витроля, давали себе слово – хотя бы ради этого пришлось сторожить всю ночь – броситься на карету, как только она покажется, и вытащить из нее изгнанника.
Какие удручающие, горькие мысли должны были преследовать Наполеона, вынужденного обратиться в бегство, облаченного в костюм слуги, во время этой скачки среди разнузданной толпы, среди враждебных криков, среди проклятий, преследовавших его по пятам!
До сих пор его переодевание спасало его, но он торопился добраться до места. В Э он надеялся найти представителя королевского правительства, власти и войска. Подпрефект должен будет поручиться за его безопасность. Бурбонам очень хотелось, чтобы Наполеона убили на большой дороге, но они вовсе не желали отвечать за это преступление перед Францией, перед Европой, перед потомством. В Э он мог уже не бояться банд, подстрекаемых Трестайоном; но хватит ли у него сил домчаться туда?
Хотя Наполеон и был превосходным ездоком, но он не привык скакать на почтовых лошадях. Его костюм, тяжелые сапоги и быстрая скачка, к которой ему пришлось прибегнуть, чтобы сыграть свою роль и отвратить всякое подозрение, страшно утомляли его. Пот лил с него ручьями. Несмотря на ночную свежесть, усталость Наполеона все возрастала; с каждым лье ему казалось, что дальше ехать он уже не в состоянии.
Среди уединения бесконечной большой дороги, он, привыкший сидеть на коне в окружении самого блестящего, самого славного штаба, испытывал глубокое уныние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61