Безумец, или ты не видишь, что в республиках, где власть ежегодно переходит из рук в руки, господство принадлежит попеременно то одним семействам, то другим, а стало быть, и правосудие постоянно колеблется, трепеща, что те, кто придет к власти через год или два, отомстит за ущерб, понесенный ими под властью предшественников? Ежели республиканский сенат насчитывает много членов – начинается неразбериха; ежели мало – он служит лишь для того, чтобы подорвать надежность и совершенство единоначалия. Власть дожа сему единению также не способствует, поелику она либо ограничена, либо временна. Коли господство делят поровну особы родовитые и простолюдины, они живут как кошки с собаками. Одни лают и пускают в ход зубы, другие в долгу не остаются и вовсю отбиваются когтями. Если господство достается сообща богатым и бедным, богатые презирают бедных, а бедные завидуют богатым. Хорошее же снадобье состряпаешь из смеси презрения и зависти! Ежели править будет одна чернь – дворяне этого не снесут, а она никогда не захочет расстаться с властью. Но ежели дворяне станут править одни – подданные уподобятся каторжникам, что и случилось с нами, народом Генуи, и, даже подбери я сравнение покрепче, все равно не выразить всего, что я думаю.
Сколько в Генуе знатных особ, столько и республик, сколько простолюдинов, столько несчастных рабов, и все сии единоличные республики стекаются во дворец, дабы подсчитывать наши товары да нашу казну и обкрадывать ее, то поднимая, то сбрасывая цену деньгам; а растрачивая достояние наше, они хотят заодно довести и разум наш до убожества. Мы для них не что иное, как губки; они рассылают нас по всему свету, дабы мы прониклись торговым духом и всосали чужое имущество; когда же мы вдоволь пропитаемся богатствами, они выжимают нас ради собственной выгоды. Вот теперь и скажи мне, проклятый савойский отщепенец, в чем же цель твоего предательства и твоих адских замыслов? Ужели ты не понимаешь, что знать и чернь должны уступить власть королям и князьям, в равной мере далеким от чванства и зазнайства одних и от низости других, а посему являющих собой достойную главу страны, наделенную миролюбивым и бескорыстным величием, коим не станет кичиться знать и от коего не будет страдать чернь?
Спор кончился бы рукоприкладством, если б сему не помешали крики катедратиков, которые пятились, спасаясь от целой роты женщин, напавших на них с пронзительным визгом и готовых, казалось, вцепиться в них зубами. Одна из них, чья пышная краса еще пышнее расцветала во гневе вопреки обычному, ибо гнев чаще уродует человека, придавая ему сходство с разъяренным львом, кричала громче других:
– Тираны, как посмели вы, коль скоро женщины составляют половину рода человеческого, издавать законы нам наперекор, без нашего ведома, по собственному проиизволу? Вы не подпускаете нас ни к наукам из страха, как бы мы вас не обогнали, ни к оружию, боясь, как бы на вас не обрушился наш гнев, как уже обрушились насмешки. Вы взялись решать судьбы мира и войны, а мы оказались жертвами вашего недомыслия. Измена мужу – грех, караемый смертью, измена жене – утеха и сладость жизни. Вы требуете от нас добродетели, чтоб вольготнее распутничать, требуете соблюдения верности, чтоб легче нас обманывать. Вы поработили все чувства наши до единого; каждый шаг наш скован цепью, каждый взгляд заперт на замок. Нас обзывают бесстыжими, едва мы поднимем глаза, и опасными, едва на нас кто-то взглянет. Отягощенные добродетелью, мы осуждены не ведать никаких чувств. Знайте, бородачи, что подозрительность ваша, а не наша слабость виной тому, что мы часто назло вам творим то, в чем вы нас заподозрили. Куда больше есть женщин, коих испортили вы сами, нежели таких, что испорчены по природе своей. Коли вы, злыдни, пошли противу нас с «воздержанием» на устах, мы в отместку неизбежно оборачиваемся «вожделением». Нет числа женщинам, исполненным добродетели, кои стали бесчестными под вашим ярмом; и нет дурной женщины, которая не стала бы еще хуже, пройдя через ваши руки. Суровый нрав, коим вы похваляетесь, зависит всего лишь от густоты и обилия щетины на лице вашем; иной, у кого борода жестче кабаньей шкуры, кичится ею так, будто в длине волос кроется источник мудрости, в то время как долгая грива никому еще ума не прибавляла. Ныне пришла пора изменить сей порядок и либо допустить нас к наукам и государственным делам, либо, вняв советам нашим и избавив нас от власти установленных вами законов, учредить заместо них новые, нам на пользу, и упразднить ненавистные нам старые.
Некий доктор, чья борода волнами ниспадала до щиколоток, узрев единодушие и решимость женщин, положился на свое красноречие и надумал угомонить их такими речами:
– С превеликой опаской берусь я возражать вам, ибо разуму не под силу бороться с красотой, а риторике и диалектике не устоять противу ваших прелестей. Однако я спрошу вас, как сможем мы быть уверены, что вы будете блюсти законы, коль скоро первая женщина, едва появившись на свет, уже нарушила закон господа своего? Какое оружие можем мы без боязни вручить вам, ежели вы, будучи вооружены одним только яблоком, побили им, будто камнями, все колено Адамово столь основательно, что кара сия грозит даже тем мужчинам, чья жизнь еще сокрыта в дали грядущих времен? Эта женщина сетовала на то, что законы направлены против вас; это было бы правдой, если б все вы добавили, что сами действуете супротив всех законов. Чья власть сравнится с вашей, коль скоро вы, лишенные права выносить приговор, ибо не изучали законов, выносите приговор самим законам, совращая судей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175