Так в своих обращениях к Макарову и величали его знатные особы: «Мой благодетель… Моему благодетелю…» И сильный Апраксин, и надменный Головкин, и металлург, больших дел мастер Геннин, и митрополит Стефан Яворский, и прочие обращались к нему как к благодетелю, иногда всемилостивейшему.
Лаконичный, сдержанный и деловитый стиль письма Макарова нравился Петру. Он знал, что Макарову не надо диктовать те или другие решения и указания. Ему стоит только подать мысль, а как ее изложить, он сумеет это сделать так, что придирок не вызовет…
Случалось, недовольный многоречивыми рассуждениями в писаниях, присылаемых сановными особами, Петр гневался. Однажды он обратился к своему кабинет-секретарю:
– Макаров, отпиши к астраханскому губернатору, чтоб впредь лишнего ко мне не бредил, а писал бы о деле кратко и ясно. Знать, он забыл, что я многоглаголивых вралей не жалую, у меня и без того хлопот много. Или велю ему писать к князю Ромодановскому, так он за болтание его проучит…
В другой раз Петр повелел Макарову написать Ромодановскому: «Пусть он [Ромодановский] изволит объявить при съезде всем министрам, которые в коллегию съезжаются, чтобы они всякие дела, о которых советуют, записывали, и каждый бы министр своею рукою подписывал, что зело нужно надобно, ибо сим всякая дурость явлена будет…»
Почет, а главное, любовь Петра не вскружили голову скромному и умному Макарову. Он не чуждался простых бедных людей и тогда, когда, женившись на вдове князя Одоевского, разбогател, стал владельцем земельных угодий и суконной фабрики.
Петр пировал и танцевал у него на свадьбе, а через год крестил первенца, став кумом своего кабинет-секретаря.
Макаров не притязал ни на какие ранговые звания, и Петр не спешил «производить» его. И только через восемнадцать лет беспорочной службы, независимо от установленного табеля, Петр решил выдать своему любимому помощнику патент такого содержания:
«Божиею милостию, мы, Петр Первый, император и самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляем всем и каждому, кому о том ведати надлежит, что объявитель сего Алексей Макаров с 1704 году взят ко двору нашему и употреблен был к нашим кабинетным делам. И мы, усмотря верность и ревность его к службе нашей, всемилостивейше вручили ему все кабинетные письма. И с того времени служил он при дворе нашем неотлучно, и был при нас во всех наших воинских и других походах, как сухопутных, так и морских. И во всех ему поверенных делах с такою верностию, радением и прилежанием поступал, что мы тем всемилостивейше довольны были. И для вящего засвидетельствования особливой нашей императорской милости в 1722 году генваря 24 дня в наши тайные кабинет-секретари пожаловали и определили. И для того всем, нам подданством и верностию обязанным, повелеваем его, Алексея Макарова, за нашего тайного кабинет-секретаря признавать и иметь. И надеемся, что он, в том пожалованном чине, так поступать будет, как то верному слуге и честному человеку надлежит. Во уверение того дан ему сей наш патент за собственноручным нашим подписанием и за нашею печатью. Генваря в 30 день 1722 году. Петр».
Служебное положение Макарова порождало завистников. Но они помалкивали, не осмеливаясь при жизни Петра поднять голос клеветы против его любимца.
Екатерина Первая царствовала всего два года и три месяца. За это время положение Макарова формально не ухудшилось. Кабинет-секретарю было даже присвоено звание генерал-майора и тайного советника. Теперь он в глазах придворных и просителей был уже не просто благодетель, увенчанный доверием покойного императора.
Но это отнюдь не мешало некоторым важным особам игнорировать Макарова.
Следуя по стопам своего супруга, во всем доверяясь Макарову, Екатерина предписывала указом архангельскому губернатору Измайлову:
«Когда случатся какие новые и важные дела, то о таких прежде пишите к нам в Кабинет; и когда с такими письмами будут посылаться нарочные курьеры в верховный тайный Совет или в Сенат и другие коллегии, то тем курьерам велите наперед являться в нашем Кабинете». Указания в таком духе были даны также другим губернаторам и генералам. Видимо, после смерти Петра, кабинет стал утрачивать свое былое значение. Да и престиж государыни был уже не тот, что у ее покойного супруга.
При Петре Втором, сдав кабинетные дела в Верховный Тайный совет, Макаров пребывал некоторое время в должности президента камер-коллегии, где государственные дела находились в небрежении и полном развале. Докладывая о принятых делах камер-коллегии, бывший кабинет-секретарь, ссылаясь на своего великого покровителя, заключил:
«Должно вспомянуть присловицу, часто упоминаемую блаженные и вечнодостойные памяти государем императором Петром Великим, что де легче всякое новое дело с богом начать и окончать, нежели старое испорченное дело починивать. Сие императорское пророчество действительно на мне исполнилось, а именно, что посажен я Меншиковым уже к испорченным делам в камер-коллегию в неволю».
В 1732 году Алексей Макаров был обвинен во взяточничестве и утайке секретных документов. Когда все обвинения отпали и осталось одно последнее – недочет или недостача расписок на сумму 170 рублей, этого оказалось достаточно врагам Макарова, чтобы томить его под арестом с применением строжайшего режима.
Знатный узник и его семья терпеливо переносили незаслуженные страдания. Однажды прорвался до ушей царицы Анны Иоанновны жалкий, унизительный вопль арестанта.
В январе 1737 года Макаров просил ее повелеть об ускорении следственного над ним процесса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85