Радость Андрея была велика: он попал под «команду» такого наставника, о котором бывало Гаврила Юшков рассуждал, как о редком ниспослании божеском.
Сын дьячка, Баженов, учась за границей и оказывая успехи в архитектуре, не успел достигнуть и тридцатилетнего возраста, как был избран в действительные члены академий Римской, Флорентийской, Болонской и Клементинской. В Париже Баженов своими работами – моделями, чертежами и акварелями – привел в восторг деятелей Королевской академии. И сам король французский Людовик XV, любуясь его работами, предложил Баженову навсегда остаться в Париже. Но не хотел Василий Иванович громкой известности за границей, хотел работать в России на славу своего отечества, он отказался от королевского предложения и не счел нужным поблагодарить Людовика за внимание, ибо это королевское внимание для человека с русской душой и привязанностью к родине было сочтено Баженовым как оскорбление.
Ученики «Архитектурной команды» любили своего учителя. Своей добротой, мягким душевным обхождением с каждым учащимся Баженов напоминал Воронихину Гаврилу Юшкова.
Василий Иванович всегда приходил на занятия в добром настроении, чисто одетым, гладко выбритым. Его большие светлые глаза, высоко приподнятые густые брови и прямой нос придавали ему вид моложавый и располагающий, не отталкивающий, как это бывало и бывает нередко с людьми, занимающими положение хотя бы на одну-две ступеньки повыше простых смертных. Никто из учеников Баженова не знал в тот год и никому из них он не давал подозревать и почувствовать, что приходилось ему претерпевать от самой государыни Екатерины II.
Пять лет трудился Баженов над проектом и моделью Большого Кремлевского дворца. Это было бы огромное и великолепное здание, не имеющее себе равных в мире ни по величине, ни по красоте. Проект Баженова был одобрен и утвержден, и уже была произведена закладка дворца. На медной доске, положенной под фундамент, выбили надпись:
«К чести своего века, к бессмертной памяти будущих времян, ко украшению столичного града, к утехе и удовольствию своего народа. Баженов».
Проект грандиознейшего здания предусматривал расход пятидесяти миллионов рублей, суммы колоссальной и непосильной во времена царствования величайшей расточительницы Екатерины. Принимая эту смету, императрица преднамеренно ввела в заблуждение верхи общества и доверчивого архитектора. Как только было приступлено к строительству дворца, Екатерина не замедлила посоветоваться с иностранцами, и посыпались в Москву Баженову высочайшие указы, путаные, невразумительные, сбивающие его с пути истинного. Цель была одна: прекратить строительство дворца. Не понимая этого, Баженов надеялся на лучший исход, пытался через фаворита Екатерины графа Завадовского отписаться от бессмысленных указов императрицы. Чувствуя за собой правоту, веря в начатое им дело, Баженов не стеснялся вступать в резкие письменные пререкания с «высочайшими» особами, не боялся вызвать их гнев.
«…прошу о приказании, – (то есть о распорядке работ), – писал он вельможе, графу Завадовскому, – дабы Высочайший Е. и. в. указ был прислан в Экспедицию сколько можно без упущения времени для того, что по получении его я мог основательнее приняться за продолжение успешно начатого дела по Кремлевскому строению. А то я не успел по приезде моем из Петербурга показаться в Экспедиции, как атаковали меня новыми указами, которые тем только и важны, что они высочайшим Е. и. в. титулом изукрашены (а впрочем столько же разумны, как тридцатисаженные бревна). И так я не знаю, за работой ли мне смотреть или устремлять свои мысли на очень мне насланные указы, а оное бесконечное письменное упражнение уносит время, которое годилось бы к строевой работе».
Время уносилось, дело не двигалось, глохло и, наконец, было бесповоротно остановлено. Многолетние работы зодчего Баженова застыли в чертежах и прекрасно выполненной модели. Строительство дворца не состоялось. Труды архитектора были преданы забвению…
И снова Баженов, погруженный в горестные думы, садился за свой рабочий стол и, мысленно обращаясь к тому же графу Завадовскому, а через него и к самой царице, писал:
«…24 лет как я употребляюсь в моем художестве… учился с похвалой и отменными успехами… Во все оное время гоним судьбой, не видел ни одного дня, что был чем-либо порадован. 10 лет в теперешнем чине до 50 человек учил учеников без всякой корысти, из коих много таких, которые изрядными успехами оказались в службе Е. и. в., получали равные со мной чины, а другие и превзошли меня… Никогда бы меня оное не потревожило, если бы все вышеописанное по каким-либо отменным трудам и знаниям превзошли, но все от меня жадностью похищают где бы только могли разными происками увидеть и непозволительным образом на мои выдумки подписывать свои имена, только бы обманывать всех и через то получать титлы.
А более того стеснен дух мой 15000 рублев долгу, имеющемся на мне, которые я нажил не мотовством, ниже другим образом, кроме как усердствованием моим отечеству, набирав беднейших и для их обучения выписывал нужные книги, покупал эстампы, редкие картины, гипсы и все, что касается до художества, в уповании, что начатое великое здание в Кремле будет продолжаться, следовательно и должно быть иметь в прибавок Санкт-Петербургской Академии Художеств оных учеников, кои быв при начале столь славного здания могли и по смерти моей продолжать оное. Но зависть все отняла у меня – как столь важное для отечества нашего здание, так и моих потомков отняла имя и я, лет восемь проработавши, остался (без здоровья с повреждением зрения… И так рассудите, милостивый государь, художнику 25 лет упражнявшемуся с славой и не в одном своем отечестве, потом делавшему здесь с амбицией без всякой корысти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79