Многое раскрылось перед его пытливым взором из того, что имела в то время Москва. Многое узнал он из книг, овладев латынью; многое услышал незнаемого из уст Баженова. За четыре года учения и пребывания на строительных работах Андрей Воронихин приобрел не только понятие об архитектуре как о науке, но и опыт в составлении планов отдельных частей и целых зданий. В то же время Андрей не оставлял и живописи. В часы, свободные от занятий архитектурой, писал миниатюрные портреты на эмали, делал зарисовки архитектурных пейзажей и в целях заработка выполнял мелкие заказы в Троице-Сергиевой лавре по росписи и реставрации фресковой живописи.
Наступило время самостоятельного учения на примерах новых построек служебных, дворцовых, усадебных и культовых. На недостаток работы в Москве в ту пору жаловаться не приходилось. Баженов, видя радение и способности Воронихина, похвально отзывался о нем и Матвею Казакову говаривал:
– Смотри, Матвей, и после нас с тобой не голое место останется: воронихины на смену идут. Наша обязанность показать им верную дорогу, шире раскрыть им двери в искусство…
В последний год учения у Баженова в тот самый день, когда Василий Иванович водил своих учеников по закоулкам и площадям Москвы, показывая примечательные творения древних зодчих, – подъехал посланец графа Строганова с бумагой на имя Баженова. Зодчий даже не счел нужным ее развернуть и прочесть сразу, сказал нарочному:
– Поезжайте и передайте графу – на письмо буду ответствовать позднее, а сейчас я занят с моими учениками смотрением той архитектуры, что допреж нас Москва украшена. – И, засунув письмо за обшлаг камзола, Баженов повел учеников своих от церкви Успенья на Покровке к дому князя Гагарина на Тверской и к древним дворцам и храмам Кремля.
Под вечер вся «Архитектурная команда» остановилась у знаменитой, особенно любимой Баженовым, Меншиковой башни и полукругом обступила своего учителя.
– Многим из вас, друзья мои, доведется строить в разных городах империи нашей. И если кому колокольни воздвигать будет надобность, поучитесь на этом образце, – говорил Баженов, любовно взирая на построенную в стиле барокко колокольню. – Эта башня – знамение нашего времени! – восторгался Баженов. – В ней положен замысел зодчего Зарудного создать свою, новую манеру – московского барокко, включающую в самое существо барокко европейское. Башня не древняя: построена семь десятков лет назад по желанию государева любимца князя Меншикова. Мы видим чудесное многоярусное создание, легкое, стройное и богатое в своем изысканном убранстве А как изящен и прост в своем решении малый портал при входе, и на какие мощные контрфорсы опирается подножие башни с фасада!. Но мы только мысленно можем представить себе все величие творения, каким оно было до пожара, случившегося в семьсот двадцать третьем году. Башня в том пожаре лишилась одного яруса, на коем возвышался высоченный шпиль в изрядной и правильной пропорции, а на нем медный ангел. В том виде на полторы сажени башня обогнала Ивана Великого и была самой высокой в Москве… И надо вам сказать, друзья мои, – продолжал вдохновенно Баженов, – Зарудный, зодчий петровского времени, был весьма даровит и на выдумки изобретателен. Он прекрасно владел кистью, резцом, это же творение говорит самое за себя и обещает бессмертие создавшему. Многие из вас, молодых зодчих, преуспевают в понимании не только архитектуры, но и ваяния, и живописи, им будет больше удач в архитектуре, нежели тем, кои не сведущи в скульптуре и иных художествах. Вот вам образец – Меншикова башня – сосредоточие тонкого вкуса и понимания всех знатнейших искусств…
Андрей Воронихин бывал и раньше с Баженовым на обходах и осмотрах архитектурных памятников Москвы и каждый раз чутко внимал пояснениям учителя. Нынче же Андрей думал о том, что скоро, и быть может навсегда, придется расстаться с «Архитектурной командой» и ее руководителем. Так думалось не только одному Воронихину. И другие ученики, прошедшие четырехгодичную школу зодчества, с печалью смотрели на знаменитого архитектора, потерявшего здоровье, распродавшего свой дом, имущество и даже чертежи и рисунки, лишь бы не опуститься до окончательного обнищания. И всем казалось, что Василий Иванович приближается к концу своей жизни.
После осмотра Меншиковой башни Баженов сказал, обращаясь к ученикам:
– Помните, друзья мои, для работы над подобными строениями нужны не только ум и талант, но и прилежание души; художество, всякое художество требует, чтобы творцы были люди, вольные в своих упражнениях, не отягощены посторонними заботами, а пуще всего бедностью, этим ужасным бичом, поражающим свободу таланта. Об этом когда-то я писал в своей реляции Екатерине, но к прискорбью бесплодно. Мыслю, что Петр Первый по-иному ценил Зарудного и ему подобных…
От Меншиковой башни медленной усталой походкой возвращался Баженов в сопровождении учеников домой на недавно нанятую квартиру. Вспомнил о письме, полученном от графа Александра Сергеевича Строганова, прибывшего в Петербург после длительного пребывания в Париже. Развернул пакет и немало удивился: граф в вежливых, изысканных словах справлялся о самочувствии и здоровье зодчего и запрашивал о преуспеяниях ученика, Андрея Воронихина, коему предписывалось по окончание курса наук отправиться в столицу в распоряжение графа Строганова. Препятствовать графскому хотению не было, надобности.
Перед Воронихиным раскрываюсь новые, неведомые ему жизненные пути-дороги.
В ДОМЕ СТРОГАНОВЫХ
Из Москвы на попутных подводах две недели пробирался Андрей Воронихин в Петербург.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79