Его из списка долой – и конец делу. Но ежели ты ему должен остался, то деньги отослать семье, отколь он, покойный, сюда прибыл. Вот так будет справедливо, душевно.
Хотел Суханов сказать что-то противное этому, но кузнец не дал ему и рта раскрыть, стал припоминать стародавнее, затрагивающее затвердевшую душу подрядчика:
– Ты припомни-ка, Самсон, сам-то кем был? Из кого ты произошел в люди?!. Я ведь тебя годков на десяток постарше. Помню тебя и нищим под окнами, и подпаском в поскотине… Ты теперь гильдии купец, поди-ка и забыл, как за пастьбу получал по пятаку за лето с коровы да по два пирога и по три яйца… Не богато жилось… Знаем, и за то тебя уважаем, что из простых вышел. Так ты хоть с мертвых-то не дери; совесть имей, себя не порочь в глазах наших…
Прислушался Самсон к словам кузнеца, задумался. В памяти мелькнули воспоминания неотрадного детства, а кузнец, словно бы помогая ему припомнить, говорил:
– А я помню: у тех хозяев, что сытно тебя кормили, ты, бывало, ихним коровам на рота из цветов венки плел… Идет такая скотинушка во двор, на рогах венок разноцветный, что те корона у царицы… Умел за добро добром платить с малых лет, не разучись и сейчас…
Воронихин, слушая кузнеца и поглядывая на Самсона, сдержанно смеялся. Не по себе стало подрядчику, устыдился, махнув рукой, сказал экзекутору:
– Быть по-ихнему! Пиши, Епанчин. С мертвых задатки не высчитывать… Еще статья такая, мужички, она и с другими сезонниками в договорах значится, и вы тут не наособицу. Для тишины, порядка и благопристойности быть вам в полной моей хозяйской зависимости и послушании и у тех десятников, коих приставлю к вам… За пьянство, неподчинение и прочие нарушения порядков я за собой оставляю право согнать тех людишек с работы…
– Оно, конечно, без строгости нельзя. Строгость на пользу. Тут мы, что, не супротив!..
– Пиши, Епанчин!..
Были и еще пункты. Все они принимались покладисто, без спора и разговора, так, как хотелось подрядчику. В конце договора Епанчин уже от себя выводил общую для договаривающихся сторон формулу:
«Сию кондицию по всем пунктам и статьям обязуемся мы хранить и содержать свято, ни в чем не нарушать данное нами слово, в чем подписуем свои подписи…»
– Завтра в четыре часа утра на работу… Распределение последует через десятников, – объявил Суханов. – Еще одно скажу вам, незаписанное в договор: проявивших усердие и находчивость в делах даровым рублем не обойду… Шибко провинившихся не только буду удалять с работы, но и препровожу в «Съезжий дом» к полиции на расправу… Грамотные распишитесь, неграмотные против своих фамилий в списке поставьте крестики и можете расходиться.
Не дожидаясь, когда все распишутся, Воронихин и Суханов вышли из сарая на многолюдный Невский проспект.
Весна начиналась дружно. На деревьях вдоль Невского набухали почки. От снега даже в переулках не осталось следа. Над оголенным Летним садом кружились стаи крикливых грачей…
После непродолжительного и неловкого молчания Суханов пригласил Андрея Никифоровича в Кушелевский ресторан позавтракать. Воронихин не отказался. Там, пока им готовили стерляжью уху, они чуть не поспорили и могли бы поссориться, если бы Суханов не относился к архитектору с большим уважением и некоторой боязнью. Андрей Никифорович упрекнул его:
– Не кажется ли тебе, Самсон, что ты чем богаче, тем прижимистее и жаднее? Не хотел я тебе этого говорить при мужиках, а теперь с глазу на глаз могу…
– Да ведь, Андрей Никифорович, по мере разворота дел и потребность в деньгах возрастает. Мужикам много ли надо? А я и подрядчик, и производитель работ, с меня, ох, много потребно. На одни взятки сколько уходит!.. Нуждишка, Андрей Никифорович, заставляет выжимать копеечку…
– Не гневи бога! Какая у тебя, к чертям, нуждишка? Никакой!.. Я понимаю, кто озабочен о хлебе насущном, тому не до благородных стремлений. У тех на уме работа и еда. А на нас с тобой нужда не давит, не выводит из терпения и уж тем более не толкает на то, чтоб обижать нуждающихся. Смотри, Самсон, если будут на тебя от мужиков справедливые жалобы, мы с тобой поругаемся и разойдемся. Человека-труженика надо любить. Без любви к человечеству разве может быть любовь к искусству?.. А ты не просто подрядчик, не просто комиссионер, у тебя талант знатного каменотесца, мастера. А это превыше богатства… Ты, кажется, в обиде на то, что я говорю?
– Нет, Андрей Никифорович, я думаю…
– Думай. Думать всегда полезно. Но прежде всего думай об искусстве, а не о наживе. А вот нам и стерлядочку подают. Запах-то, запах-то какой!.. Умеют, черти, готовить. И в этом есть частица искусства…
Воронихин взял ложку, склонился над тарелкой. Суханов окликнул официанта:
– Будьте добры, штоф водки!..
Воронихин покосился на Самсона, сказал:
– А надо бы не штоф, бочонок целый мужикам выкатить, на подряде не возбраняется. Пожадничал, Самсон Ксенофонтович, пожадничал…
ВОРОНИХИНСКАЯ РЕШЕТКА
…Завершалось строительство Казанского собора. Но это было далеко не окончательное завершение планов архитектора.
Воронихин рассчитывал на могущество графа Александра Сергеевича Строганова, на то, что с его помощью удастся полностью закончить строительство собора. Но граф теперь размышлял уже иначе: «Понадобится еще около двух: миллионов рублей на южную колоннаду и на соединение ее с северным портиком, а в отпуске средств отказано. Что ж, пусть воронихинский проект до поры до времени остается не полностью претворенным, пусть подождет…»
Внутри собора заканчивалась лепка, просыхала краска на стенах, яркой позолотой сверкали капители на монолитных колоннах, словно бы выросших из массивных плит мозаичного мраморного пола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79