Прошу прощения! (Медленно поднимает руку Глафиры и целует.)
Глафира. Просишь прощения! Хорошо еще, что ты умеешь заглаживать свою вину! (Успокаивается.)
Ана (с упреком, Петринскому).Харалампий, ты теряешь чувство меры!
Мария. Для него любая замужняя женщина – это домашнее животное, которое можно пнуть, когда вздумается.
Петринский (Марии).Кто тебе позволил вмешиваться со своими комментариями?
Мария. Ты хочешь, чтобы я была еще и глухонемой? (Глафире.)Он не читал тебе мораль, не внушал, как надо прислуживать мужу, пока я ходила за лимонами?
Глафира. Да, милая! Он носит мораль словно мелочь в кармане пиджака и раздает всем, кого посчитает аморальным! Но мы поговорили еще и о кое-каких эпизодах из времен его молодости!
Петринский. Во времена моей молодости ты была грудным младенцем.
Глафира. У мужчин не одна молодость! Во времена той, о которой говорю я, мне было восемнадцать, и кое-что я очень хорошо понимала.
Петринский. Что, например?
Глафира (подчеркнуто и с горечью).Я понимала, что такое бедность, дорогой! (Ане и Марии.)Когда папе удавалось продать картину, мы приглашали его в нашу тесную мансарду, в которой жили как сардины в банке. Он приходил, элегантный принц, с кучей подарков. А я сгорала со стыда за свои стоптанные туфли.
Петринский. Если б ты знала, как ты была мила именно в этих туфлях, Глафира!
Глафира (Ане и Марии).Но тогда он не любил говорить о морали.
Петринский. А ты любила мечтать обо всем том, что имеешь сейчас: об интеллектуальном муже с собственной машиной и большими доходами.
Глафира (задумчиво).Я мечтала только о любви! Но даже и от нее я была отделена бедностью как пропастью.
Ана. Да, полезно время от времени вспоминать прошлое.
Глафира (с неожиданной и внезапной ожесточенностью).Нет, для него – вредно! Он вспомнит о солидной клиентуре, которую у него теперь отобрали государственные клиники! Или об элегантных девушках, с которыми играл в теннис. Или о маразматических светских дамах, которые не давали ему покоя, пока он не поставит им какой-нибудь диагноз.
Ана (c упреком, Глафире).Неужели это мешало ему быть честным человеком? Ведь именно тогда он предоставлял свою квартиру для нелегальных встреч. Сколько раз мы с Теодосием прятались у него от облав!
Глафира (саркастически).Какая предусмотрительность с его стороны!
Пауза. Все молчат. Глафира берет со стола сумку.
(Марии.)Прости, милая! Я ухожу, и больше меня здесь не будет. Если захочешь меня видеть, приходи в мастерскую.
Петринский (в бешенстве).Если она хоть раз пойдет в твою мастерскую, двери этого дома для нее закроются!
Глафира (спокойно и презрительно).Скоро твое мнение станет и для нее так же безразлично, как для меня! (Ане.)До свидания, Ана! (Выходит.)
Пауза. Петринский нервно расхаживает по холлу.
Петринский (гневно).Подумать только! Кичится бедностью, а сама живет не всем готовом!
Ана. Но и ты переходишь границы! Почему ты ненавидишь эту женщину?
Мария. Потому что он считает ее испорченной. Запрещает мне с ней дружить.
Ана (строго).Как ото – запрещает?
Мария. А вот так! Прямо и категорически, как оп привык.
Петринский (возбужденно, Ане).Неужели и ты считаешь поведение Глафиры нормальным?
Ана. Она немного странная! (Примирительно и снисходительно.)Ну и что? Есть женщины, которые эксцентричность поведения компенсируют блеском ума!
Петринский (с вызовом, подчеркнуто).А тебя не раздражает чрезмерное восхищение твоего супруга ее умом? И его привычка ходить к ней в мастерскую?
Ана (с громким смехом).Не смеши меня, Харалампий! Неужели нас должна раздражать дружба между людьми! Ведь мы живем не в рабовладельческую эпоху!
Петринский (взрывается).Хватит с этими эпохами! Все уши прожужжали! Я из одной эпохи, ты из другой эпохи, а между нами шляются типы из переходной эпохи! Такие, как Глафира! Ни рыба ни мясо!
Мария. Он и меня зачисляет в эту переходную эпоху, только великодушно забивает себя.
Петринский (саркастически).Ничтожество! Гордость супруга и украшение официальных приемов.
Ана. А ты разве не гордишься красотой своей жены? (Смеется.)Это называется «переходный период», а не «эпоха».
Петринский. Ну, я не знаю, как это называется. (Сердито машет рукой.)
Ана. И что плохого в Глафире?
Петринский. Я предпочел бы гордиться скромностью жены.
Ана. А зачем лишать приемы украшений?
Петринский. Я не люблю фальшивых украшений.
Ана. Ошибаешься, дорогой! Глафира превосходная, очаровательная женщина! Свободный и смелый дух в нашем новом мире! И к тому же человек искусства! Она великолепный, настоящий талант, хотя и платит известную дань формализму! Я очень люблю колорит и настроение в ее пейзажах.
Петринский. Да, конечно! Формализм легче всего протащить в пейзажах! Любая посредственность может им прикрыться.
Ана. Тебе бы только позлословить! Но я все равно не могу понять, почему ты запрещаешь своей жене дружить с Глафирой?
Петринский (вспыхивает).Слушай, милая! Когда я оперирую в больнице, я должен быть уверен, что моя жена сидит дома!
Ана (делает движение рукой).Так! Запертая в гареме, да?
Петринский (с гневом).А не разъезжает со всякими типами на машинах по дачам! Поняла?
Мария (хватается за голову).Господи! Когда это я разъезжала!
Петринский. Не бойся! Глафира научит!
Ана (разражается громким смехом).О, буржуа! Мелкий, неисправимый буржуа! (Продолжает смеяться.)Значит, по-твоему, Глафира испортит твою жену, так?
Петринский (сердито).А ты думаешь, научит ее скромной и экономной жизни?
Ана (продолжает смеяться).Но ты мелкий… мелкий буржуа! Хотя и превосходный хирург!
Петринский. Мне этого достаточно.
Ана (подходит к нему и кладет руку ему на плечо).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23