– повторила она резко.После недолгих колебаний Робинзон отошел. Девушка из Чамбери не тронулась с места.– Отойдите и вы, сеньора! – сказал поручик Росабланка.– Не отойду! – заявила Фани смело. – Я – англичанка, а этот господин – француз. Никто не имеет права нас тронуть.Опять наступило неопределенное молчание, и в эти минуты Фани осознала, что значит быть британской подданной. Ее слова, видимо, произвели глубокое впечатление как на анархистов, так и на офицера. Попробуй оттащи силой – а иначе как ее оттащишь – иностранную подданную, и уж совсем невозможно оставлять ее под пулями, хотя бы и предназначенными для другого.– Говорите, никто? – насмешливо спросил вожак анархистов. – Сеньора, мне кажется, вы злоупотребляете испанским терпением.Он был совершенно прав. Фани опять подумала, что эти переговоры, несмотря на уважение противников к ее британскому подданству, могли тянуться так только в Испании. Вместе с тем она ясно видела, что анархисты, как и Росабланка, не очень-то склонны считаться с британским авторитетом. Казалось, всеми ими овладела какая-то мрачная решимость, и только рыцарство по отношению к женщинам еще удерживало их от действий.Что-то необычайное происходило этой ночью, что-то драматическое и жестокое, но торжественное, и это сказывалось равно в словах анархиста, иезуита и поручика Росабланки. Даже внешний вид офицера – Фани только сейчас заметила это – был необычайным и торжественным для такого позднего часа и для такой обстановки. Он был в небесно-голубом мундире, высоком парадном гусарском шлеме, на котором развевалась грива. Через плечо у него был перевязан шелковый шарф, свисавший до колен, желтого цвета – одного из цветов испанской империи, которая владела Южной Америкой, Кубой и Филиппинами, – а на груди сверкал усыпанный бриллиантами орден Изабеллы. Он выглядел как человек, который возвращается с бала или со званого ужина, может быть с того самого, с которого вернулись страстная донья Инес и Мюрье. Но неужели он еще не успел переодеться? А может быть, он явился с бриджа или покера, затянувшегося до рассвета? Но тут ей пришло в голову, что аристократы одевались так с незапамятных времен, уходя на войну или на дуэль, что, может быть, эта традиция все еще держится в полку, где служит Росабланка, и что сейчас шелковый шарф и орден Изабеллы означает торжественное – в Испании все мрачно и торжественно – провозглашение войны, революции или бог его знает чего еще. Оказавшись между двумя враждебными лагерями, Фани воочию наблюдала вечную драму этой страны. С одной стороны были голодные рабочие с фабрик Бильбао, вооруженные современными автоматами, с другой – наваррский взвод заклятых роялистов, ведомых аристократом Росабланкой и вооруженных старинным оружием времен кубинской войны. И Фани стояла между этими людьми, которые только и ждали, когда она отойдет, чтобы броситься друг на друга. Да, она действительно злоупотребляла терпением испанцев. И это терпение иссякло сначала у аристократа Роса-бланки.– Ребята!.. – гаркнул он торжественно и властно, взмахнув обнаженной саблей. – Именем нового правительства я вас арестую!И тогда Фани поняла, что этой ночью в Пенья-Ронде вспыхнул роялистский бунт, но это ее ничуть не взволновало, потому что сейчас она думала только о том, как спасти Эредиа. Может быть, Росабланка рассчитывал на численное превосходство своего взвода наваррцев, или на то, что анархисты, зажатые тем временем в кольцо, сдадутся, иди, наконец, он был до такой степени упоен миражем реставрации монархии, что забыл всякую осторожность и не сознавал, что делает. Реакция анархистов последовала мгновенно. Автоматы зловеще затрещали, а потом два раза прогремели старые винтовки наваррцев. Росабланка выронил саблю, голова его, увенчанная гусарским шлемом, упала на грудь, а потом весь он стал медленно клониться и, как подрубленный тополь, рухнул на землю. Фани увидела, как шарф императорской Испании скользнул в пыль, а бриллианты на ордене Изабеллы холодно и жестоко блеснули в лунном свете. На голубом мундире во многих местах проступили темные кровяные пятна.Вожак анархистов тоже был сражен. Пока он лежал на животе, прижимая к себе автомат, его чахоточную грудь сдавило, и он непрестанно кашлял и харкал; поэтому, чтобы вести переговоры, он приподнялся на локтях и оказался удобной мишенью для солдат. Две меткие пули, выпущенные искусными наваррскими стрелками, ударили без промаха. Было убито и несколько наваррских гусар, чьи деды и прадеды в прошлом веке так же славно умирали за дона Карлоса и дона Альфонса, неуемных претендентов на испанский престол.– Сержант Ибаньес!.. – громко крикнул монах. – Не стреляйте больше!Снова наступило молчание, напряженней и страшней прежнего, потому что теперь кругом валялись трупы. Из слов монаха всем стало ясно, что он участвует в заговоре роялистов. Он даже знал по именам сержантов мятежного наваррского полка.– Эй, сержант, и ты с кровопийцами? – спросил один из анархистов.– Я за бога и за Испанию, – ответил сержант Ибаньес, и гортанная речь выдала в нем арагонца.Самого сержанта не было видно – он залег где-то среди своих солдат, но слова его означали, что он не роялист, а только ревностный католик – ведь ответил-то он: «за бога и за Испанию», а не за бога, короля и Испанию.– Братья! – снова прозвучал сильный голос иезуита. Теперь монах обращался к анархистам. – Отведите меня куда вам угодно, но пощадите жизнь этих иностранцев. – А потом к Ибаньесу: – Сержант, возвращайтесь в казармы и ждите там распоряжений полковника Хила!Фани и Кармен еще крепче впились в плечи монаха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95