– «Дорогой… м-м-м… Надоело ждать… должны вернуть мне.. Не обещаю ничего хорошего…»
Лучше было бы придержать эту бумажку с вялыми уваровскими угрозами, дождавшись более удобного случая, скажем, когда бы вина профессора в присвоении манускрипта была бы доказана. Сейчас же я произвел холостой выстрел. Но события развивались настолько не в мою пользу, что я готов был делать что угодно, лишь бы вообще что-либо делать. Так, наверное, полный и безнадежный банкрот пытается оплатить векселя всякой всячиной, которая у него еще осталась: старой мебелью, поношенной одеждой и дешевой посудой.
– Ну и что? – обратился ко мне Курахов с полной уверенностью, что я не только знаком с содержанием письма, но и принимал участие в его сочинении. – Что дальше? Вы хотите получить какой-нибудь ответ?
– Лично я ничего не хочу, – ответил я. – Уваров просил передать, что я и сделал.
– Тогда при случае, – ответил профессор, злобно искривляя рот и разрывая письмо в клочки, – передайте Уварову, что он может клацать зубами сколько угодно. Манускрипт пока принадлежит мне, и в моих силах не вернуть, а подарить его. И я это непременно сделаю, как только закончу работу над темой.
Профессор не умел говорить тихо. Рита, сервирующая профессорский столик, священник с Мариной, жующие черный хлеб с луком, прекрасно слышали, о чем мы говорили, причем чем тише говорил я, тем громче – профессор.
– Как видите, я даже не стал сохранять эту вшивую писульку! – продолжал распаляться профессор. – У меня нет необходимости собирать компромат на аспиранта с интеллектом неандертальца! Он насквозь порочен! Главный компромат против него – это сам факт существования человекообразной обезьяны с фамилией Уваров!
– Можете так не стараться, – посоветовал я профессору. – Мне безразличен этот человек.
– Вам накрывать? – едва слышно спросила Рита.
– Не надо, – ответил я.
Марина встала из-за стола.
– Спасибо! – сказала она Рите, одергивая черную юбку.
– В первую очередь благодарить надо господа нашего, – поправил ее священник.
– Если бы Уваров был вам безразличен, – продолжал профессор, глядя на грибы в сметанном соусе и шашлык из осетрины на своем столе, – то вы не стали бы работать на него в качестве курьера. Я, например, никогда бы не опустился до того, чтобы передать вам какую-нибудь поганую бумаженцию от незнакомого человека… М-да! Еще раз убеждаюсь в том, что этика – не наука, а некий генный код, который либо присутствует в человеке, либо нет.
– Надо сходить в церковную лавку, – сказал священник Марине. – У нас закончились свечи. Вот тебе немного денег. Если не хватит, подойди к настоятелю, отцу Филарету…
– У меня есть деньги, – ответила Марина скороговоркой и очень тихо, словно стыдилась бедности священника.
– О какой культуре обслуживания можно говорить, если даже директор гостиницы совершает странные, противоречащие общепринятым нормам цивилизованного общества поступки! – заметно слабее ворчал профессор, садясь за стол и глядя на блюда. – Потому-то все у вас кверху ногами поставлено. Шашлык холодный, а соус горячий!.. Марина, девочка моя! На, возьми полсотни, накупи свечей, иконок, крестов, дабы поддержать хиреющее православие в лице нашего врачевателя душ.
– Не богохульствуйте, Валерий Петрович! – покачал головой священник и сделал вид, что не заметил, как Марина взяла из рук отчима пятидесятидолларовую купюру.
– Ему надоело ждать! – с новой силой продемонстрировал свой гнев Курахов, но уже с набитым ртом. – Послезавтра я должен вернуть ему манускрипт… Обратите внимание, какова постановка вопроса – я должен!!! Ему надоело, и я должен!
Я уже не слушал профессора. Марина, сложив в несколько раз полиэтиленовый пакет, затолкала его под пояс юбки. Пакет выпирал, словно девушка была на четвертом месяце беременности.
– Долго не задерживайся! – наказал отец Агап. – У нас сегодня два крещения.
– А скажите, батюшка, – спросил профессор, внимательно рассматривая винтообразный шампур с нанизанным на него куском рыбины. – Если наладить рекламу, построить на берегу крестильню и поставить обряд крещения, так сказать, на поток, то много можно будет заработать за сезон?..
Священник не успел даже рта раскрыть. Казалось, что господь не замедлил отреагировать на грешные слова. Выше нас, где-то на уровне второго этажа, с резким звоном разбилось стекло, а затем осколки волной шарахнули об асфальт. Я кинулся ближе к стене, сминая белые розы, растущие под окнами, и посмотрел вверх. Окна в комнате, где когда-то жили молодожены, и в соседствующим с ней номере Марины были выбиты и теперь зияли черными рваными отверстиями.
– Красиво!! – чему-то радовался Валерий Петрович. – Точное попадание в цель! Это как объяснить, уважаемый господин директор? А если бы в это время кто-то находился в комнате?
Я открыл калитку и вышел на улицу. Марина, выставив свой «беременный» животик, стояла на обочине и смотрела на выбитые окна.
– Разбили, – растерянно произнесла она.
Я посмотрел по сторонам. Улица была пуста.
– Кто? – спросил я. – Не видела, кто это сделал?
Марина отрицательно покачала головой.
– Не видела. Видела только, как машина отсюда отъезжала.
– Какая машина?
– Милицейская, с синей полосой.
Если бы окна выбила Марина, было бы намного лучше. Мне так хотелось, чтобы это сделала она, что я схватил ее за руки и развернул ладони кверху. Чистые, розовые, немного влажные. Во всяком случае, камни с пыльной обочины она не поднимала.
– Что это вы так смотрите? – удивилась она, и ее щеки вмиг покрылись румянцем.
Я все еще не отпускал ее отвратительные слабые руки с тонкими пальцами и короткими ногтями, за которые я пытался ухватиться, как за спасательный круг, но они еще сильнее топили меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136