Нам не хватило времени даже на то, чтобы посидеть в ресторане и отметить событие. Я успел лишь по дороге в Шереметьево заскочить в дорогой ювелирный магазин и купить своей невесте перстень с бриллиантом и сапфирами.
Сидя в машине, она долго рассматривала подарок, и по ее щекам бежали слезы.
– Мне никогда не дарили такие дорогие вещи, – сказала она.
– Я буду скучать по тебе, – шепнул я, прижимаясь губами к ее волосам, пахнущим зеленым яблоком. – Я очень, очень люблю тебя.
– И я тебя… Не знаю, как мне пережить дни разлуки. Я буду вспоминать тебя каждую минуту. Наши горы, снег, наш сумасшедший полет на вертолете… Неужели все это с нами было?
– Десять дней, – напомнил я. – Ты должна быть готова встретить меня через десять дней.
Через десять минут Мэд арестовали перед выходом на пограничный контроль. Сквозь стеклянную стену я видел, как двое мужчин в штатских костюмах вежливо взяли ее под локти и повели куда-то. Третий в штатском поднял с пола сумку, в которой, на самом дне, замотанный в стопку женских трусиков, лежал контейнер с героином, похожий на портсигар. Мэд успела обернуться и взглянуть на меня, но я закрыл глаза, чтобы не видеть последнего взгляда, круто повернулся и быстро пошел к выходу.
* * *
Вечером позвонил Бэл.
– Молодец, – сказал он и, словно желая сгладить это гадкое лицемерие, заговорил о другом: – Мы нашли и допросили генерала Глушкова Геннадия Игоревича, у которого в самолете пропала путевка в кисловодский санаторий. Он вспомнил, что рядом с ним в самолете сидел скромно одетый молодой человек в очках. Когда генерал составил его фоторобот, мы сразу узнали в нем нашу темную лошадку.
– Ну и что? – равнодушно произнес я. – Это не новость. Мы давно знали, что наш Глушков ходит под чужим именем.
– Да, ты прав, новость не в этом. – Бэл некоторое время молчал. Я слышал лишь его сопение да слабый музыкальный фон – видимо, в квартире работал телевизор. – Новость в другом. Генерал рассказал о женщине, которая летела вместе с псевдо-Глушковым. Очень любопытные наблюдения… Очень любопытные! Но это не телефонный разговор. Как-нибудь при случае я тебе расскажу.

Глава 56

Четырнадцатый этаж, серый пружинистый палас, плинтуса из красного дерева, белые стены, белые двери, золоченые ручки, комната номер 1465.
Я повернул золотой шарик, вошел в кабинет с огромным окном во всю стену, которое наполовину прикрывало жалюзи, увидел большой черный стол, ежи органайзеров, мерцающий экран компьютера, черные, из французского стекла, чашки с вьющимся над ними парком и двух женщин. Их треп оборвался. Та, которая стояла лицом ко мне, радостно улыбнулась. Это была подруга Лариски, кажется, ее звали Нинель. Лариса сидела на столе спиной ко мне. Она поняла, кто вошел, и не торопилась повернуться.
Я взял ее за плечи и развернул лицом к себе. Красная шелковая юбка легко скользнула по пластику. Пощечина взметнула волосы Ларисы, и они закрыли ее лицо.
Подруга безмолвно раскрыла рот. Лариса, опустив лицо, медленно оторвала руки от края стола, убрала с лица волосы и посмотрела на меня.
– Сумасшедший, – негромко произнесла она и взяла чашку. Я подумал, что она сейчас плеснет мне в лицо кофе, но она лишь коснулась края чашки губами. – Псих ненормальный, – уточнила она. – Ты что, выпил?
Я ожидал иной реакции, и вся та тирада ругательств и проклятий, которую я заготовил, так и осталась на языке. Нинель незаметно исчезла из кабинета. Я сел в кресло, оттолкнулся ногами и отъехал к окну. Внизу, в серой мгле, двигался поток грязных машин, красные огоньки габаритов ползли по черной ленте асфальта, как стадо сытых клопов.
– Будь проклят тот день, – произнес я, вспомнив, как мы впервые встретились.
Лариса спокойно присматривалась ко мне и не торопилась задавать вопросы, лишь спросила, хочу ли я кофе.
– Хочу, – ответил я.
Она плеснула из «бошевской» кофеварки глоток черного, как деготь, кофе, добавила из пакетика сливки и кусочек сахара – запомнила, как я люблю. Я пил кофе и нервно крутился вместе с креслом, словно хотел пробуравить пол.
Лариса дождалась, когда я поставлю чашечку на стол, убрала ее, протерла салфеткой кружок, оставленный на полированной поверхности стола, и лишь потом спросила:
– Ну, теперь рассказывай, что случилось?
– Хорошо, – вздохнув, ответил я и подавил усмешку. – Я буду разговаривать с тобой очень ласково и вежливо, хотя, в отличие от тебя, у меня это не всегда получается… Четыре дня назад я вернулся из Минвод и сразу поехал к тебе. Я звонил в дверь несколько раз, но ты не открывала, хотя и смотрела в глазок…
Лицо Ларисы стремительно менялось, в глазах разгорался беззвучный смех; она опустила руки, оперлась о стол и приблизила лицо ко мне.
– Куда ты звонил? – спросила она. – В какую дверь?
– В твою! – с трудом сдерживаясь, ответил я. – Не делай из меня идиота.
– В Лианозове? – уточнила она.
– А где же еще! – зарычал я.
Лицо Ларисы помягчело. Она улыбнулась и посмотрела на меня с жалостью, как на ребенка, разбившего коленки.
– Милый, эту квартиру я давно продала! Я же тебя предупреждала, что я собираюсь ее продать.
Хлопая глазами, я смотрел на Ларису, с ужасом осознавая, что, как идиот, пытался проломить головой стену, а дверь между тем находилась рядом. Я начал вспоминать, что разговор о продаже квартиры в самом деле когда-то у нас был.
– Постой! – ухватился я за серьезную улику. – Но в то утро тебя вместе с Сандусом видели соседки!
– Какие еще соседки, господи? – взмолилась Лариса.
– Две бабки, которые сидели на скамейке у подъезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84