Если Клим спал, они устраивались у него и на веках, но только он просыпался, насекомые тут же, с готовностью, сбегали, разыскивали другие свободные участки тела и там располагались.
Собирались они без пятнадцати восемь утра. Мелочь залезала в уши, в нос, устраивалась в складках кожи. Крупные, пожилые клопы, старались занять места на груди, животе и шее.
В клопах Клим чувствовал себя, как в костюме.
В восемь они начинали сосать. Наивно и доверчиво, как маленькие дети. Клим с любовью смотрел на их раздувающиеся животики и спинки и дышал ровно и спокойно, чтобы какой-нибудь, не в меру бойкий, пузанчик, не свалился и не закатился в какое место с угрозой для своей жизни. Климу было приятно, что клопы его не боятся, и что всех их выкормил он сам. А когда-то их была только пара…
Клим лежал, кормил, и вновь, в который уже раз, молча, возмущался: ведь до всего самому пришлось доходить! Что ни книга, то «хлорофос», «дихлофос»…Убить - дело нехитрое. Ты вот попробуй, воспитай!
Когда клопов стало побольше, и Клим перестал различать их и давать всем клички, он под микроскопом провёл исследование клопа, который всё же умер. От сердца отлегло: не голод, не плохое обращение явились тому виной, а неизлечимая болезнь. Долгие месяцы Клим наблюдал за клопами, изучал их образ жизни. Однажды он пришёл к мысли, что клопы - разумные существа…
Клопы насосались и стали разбредаться по квартире. Ими овладела сонливость. Засыпали - кто где. Клим не обидит, они знали.
Климу выломали дверь, забрали в сумасшедший дом, а клопов потравили. Их выметали веником и набрали четыре ведра.
Клим пережил большое душевное потрясение, когда узнал о гибели своих питомцев. По ночам он вскакивал, надевал смирительную рубашку и кричал: «Не смейте, не трогайте! Гады!!!»
И плакал беззвучно, безутешно, уткнувшись в широкую спину санитара, мастера спорта.

ВО ПОЛЕ БЕРЁЗА СТОЯЛА…
Во поле берёза стояла. Кудрявая и - там - люли-люли. Впереди была целая жизнь. Неизвестно, какая, но, наверное, прекрасная. Такая, что, когда это прекрасное представлялось, то захватывало дух. Впереди было лето. Берёза оделась в яркие зелёные листочки, нацепила серёжки. Прошёл майский дождь, с молниями и громами. Как было хорошо, как здорово подставлять под него ствол и молодые гибкие ветки, как было прекрасно промокнуть в этом дожде! Разряды молний вспыхивали, искрились между веток, от них было щекотно и радостно. Теплый ветер потом приласкал, подышав на каждый листочек, высушил берёзку. Она приосанилась, вдохнула чистого послегрозового воздуха - глянцевые листочки зашелестели. Что-то должно было произойти. Ну, не сейчас, но - вот-вот. Уж летом - непременно.
И пришло лето. И в поле берёза стояла такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни - пером описать. Зелёные локоны ещё более распушились, сквозь наряд просвечивало нежное белое берёзкино тело. Заметно было издали. И кто только ею, стройной, зеленокудрой, не любовался!
Когда наступали прохладные ночи, берёза долго смотрела на звёзды. Так долго, что, казалось, они опускаются всё ближе и ближе. Так, что берёзка оказывалась прямо среди них. А звезды - среди её листочков. Берёза всё это воспринимала, как предвестие замечательных в её жизни событий. Таких, от которых жизнь переменится в корне. Она чувствовала это корнями. Сейчас ей было хорошо, но так, как бывает хорошо, когда чего-то ожидаешь. С мыслями о своём прекрасном неизвестном будущем берёзка засыпала. А звёзды тихо гасли, становились незаметными и осторожно уходили из густой листвы обратно в космос.
Но дни шли, а ничего не менялось. Шли дожди, по дружбе залетал ветер, светило солнце. И вот уже по полю, где росла берёзка, пошли комбайны, наступила пора уборки хлеба. И впервые в сердцевину ствола берёзы закралась тревога: отчего так? Почему она такая молодая, красивая, такая заметная для всех, но в жизни у неё ничего не происходит? Да, вчера было хорошо. И сегодня ничего. Точнее - как вчера. Неужели так же будет и завтра? А, если так - всю жизнь?
И берёзка решила сменить имидж. Ладно, побыла зелёной - попробую-ка я побыть жгучей блондинкой! Несколько дней потратила, но как вышло здорово! Казалось, не берёза это стоит, а само Солнышко посреди поля вспыхнуло! Да, эффект был потрясающий. К берёзке приходили фотографироваться. Под ней подолгу целовались, мяли высыхающую траву, молодые пары. Но у самой берёзки в жизни не наступало никаких изменений. Никакой личной жизни не наступало. Казалось, что её красота нужна миру только для того, чтобы обустроить чьё-то постороннее счастье.
Берёзка отчаялась. Да, сколько же можно! Однажды, когда к ней прилетел ветер, она закатила истерику, исхлестала его ветками, сбросила с себя свой ослепительный солнечный наряд, распрямилась и стала - вся такая стройная, обнаженная, посреди опостылевшего ей поля.
Тут же нашлись злые языки, которые расценили это, как попытку ещё таким бессовестным образом обратить на себя внимание, выделиться. Пошла на крайности! Совсем уже стыд потеряла! Так уж совсем и невмоготу, что ли? Живут же другие…
Но ничего нового в жизни берёзы так и не наступило. Только… зима…

КАК Я ЧУТЬ БЫЛО НЕ ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ

Поговорил по телефону. Как близко, оказывается. А голос-то такой родной. Думаю: чего ж это я мыш ловлю? Нужно ехать туда, к ней. Скорей!
Сейчас, сегодня уже не получится. Побегу в кадры, договорюсь насчёт отгулов.
Перед обедом забежал к Любови Ивановне, нашей кадровичке, с цветами и шоколадкой: Любочка!(мы ровесники). Любочка! Вопрос решается жизни и смерти! Люба смотрит на меня с укоризнами: «Тебе сколько лет?». И дальше - совсем к делу не относящееся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143