Логика очевидна: было бы лучше остаться с женщиной, которую я так люблю, чем встречаться с кем-то, кто нравится сильнее, но понимает меньше. Не хочется обнаружить, что мне нечего сказать матери своих детей, когда они разлетятся кто куда и мы впервые за восемнадцать лет сядем обедать вдвоем. Вот какой фигней я забивал себе мозги почти двадцать четыре месяца.
Я смотрел на красивых девушек в кафе, барах или журналах и думал: хочу такую, почему нельзя? Уверен, Лидия тоже видела, что я смотрю. На упрек любой другой девушки я отшутился бы: «Ну да, смотрю, конечно, такие красавицы ведь не каждый день попадаются». И девушка не обиделась бы, потому что это к ней я тянулся в полусне поутру, ее руку машинально ловил на прогулке в парке, с нею встречался взглядом. С Лидией было сложнее, поскольку хоть делал я все то же самое, но из вежливости, а не от страсти. Нет, в то время я еще не знал всепожирающей страсти, настоящей страсти, что кипит и бурлит полгода, а потом проходит без всяких неприятных последствий. С Лидией такое даже не начиналось.
Не то что с ее предшественницей, помешанной на искусстве немкой, с которой я познакомился, когда она позвонила мне в дверь, чтобы спросить, не нашего ли щенка подобрала на улице. Знаю, в мужских журналах подобные истории обычно предваряются словами «никто из ваших читателей этому не поверит», но, честное слово, так оно все и было. Несмотря на сразу два ненавистных мне качества – ее пламенную любовь к искусству и немецкое происхождение (простите, я знаю, что это нехорошо, но они сами начали), – а также весьма неприятную, безумно неестественную манеру поведения, наш роман был столь бурным, что я втайне ждал письма от соседских кроликов с просьбой угомониться во имя приличия. Девушку эту я бросил ради Лидии, потом, разумеется, жалел, и, естественно, мы еще раз переспали спьяну, встретившись, чтобы обменяться вещами, забытыми друг у друга дома, но, пожалуй, все-таки я поступил правильно.
При всем моем бескорыстии, я был удивлен, чтобы не сказать большего, когда Лидия в конце концов бросила меня сама, объяснив это недостатком физического влечения. Я же терпел. С ее уходом мне стало совсем нечего делать по выходным, но месяца через два мы начали встречаться снова, и, как взрослые, зрелые люди, открыто обсуждали своих новых партнеров, которых у нас на самом деле не было. Наконец она подцепила какого-то мальчика по имени Кевин, которому, по-моему, физически нравилась не больше, чем мне, и духовно их тоже мало что связывало. Несмотря на то что он был мятежный фотограф, а Лидия имела высокооплачиваемую работу в крупной фирме, он тем не менее считал себя вправе демонстрировать, насколько он умнее, постоянно выискивая в ее речи грамматические ошибки.
Я искренне недоумевал, почему она не найдет себе кого-нибудь получше, ведь для понимающего человека она просто находка. После разрыва с Кевином она почти год мыкалась одна, я же волочился за каждой юбкой. Мы с Лидией очень разные: я человек нормальный, а она – человек возвышенный и утонченный. Пока я старался минимальными усилиями получить максимум удовольствия и найти приличную подругу, открытую нестандартным предложениям типа любви втроем, Лидию занимали вещи иного порядка: она искала у любимого человека поддержки, желала чувствовать, что он ценит ее поддержку и отдает должное ее душевным качествам, но хотела, чтобы ее ценили еще за внешние данные. Сравнить это можно только с разницей между мужскими и женскими представлениями о порядке. Мужчина тратит на уборку в комнате два часа и чувствует себя героем, изваявшим скульптуру из мраморной глыбы. Входит женщина и говорит: «Как-то здесь не прибрано». Как мужчина вы этого не видите, поскольку в вашем мозгу отсутствует центр, чувствительный к мелкому беспорядку. Женщины действуют на более совершенном уровне. Они знают то, чего мы не знаем. И на здоровье, если это приносит им радость.
Что поразительно, в Эрике Лидия нашла человека, способного замечать мелкий беспорядок не хуже ее. Очевидно, он устраивал ее во всех отношениях, и душевно и физически. Ожидая их появления, я все более проникался уверенностью, что меня ждет встреча со сверхчеловеком.
Какие ассоциации возникают у вас при слове «дизайнер» применительно к мужчине? Изящный, хрупкий, лысеющий, верно ведь?
Эрик нас не разочаровал: строгий черный костюм, наголо выбритая голова, черная футболка. Единственное, что выбивалось из общего стиля, – серьга в ухе, словно гамбургер из «Макдоналдса» на банкете.
– Извините за опоздание, – мужественно произнес Эрик. Выговор у него оказался чем-то средним между надменно-светским и кокни, а может, наоборот. Французские корни, как видно, были запрятаны очень глубоко.
– Не волнуйтесь, – заверил я. – Обидеть нас не так-то просто.
– Вот как, – кивнул он. – В таком случае в квартире у вас редкостный срач.
Лидия истерически расхохоталась. Я оценил остроумие гостя, но Джерард так и впился в него взглядом.
– Боюсь, времени у нас было маловато, – процедил он, – и пришлось купить все готовое в супермаркете.
– Слава богу, – откликнулся Эрик. – Терпеть не могу, когда меня пичкают домашней стряпней. Новая мода пошла: приходишь к кому-нибудь на обед, и тебя травят кулинарными изысками, которые приличные люди постесняются испытывать на лабораторных крысах.
Это мне тоже показалось довольно смешным, но Джерард усмотрел в словах Эрика начало долгой ссоры и упускать такой случай не собирался.
– На лабораторных крысах я ничего испытывать не стал бы, – заявил он.
– О боже, – испугался Эрик, – вы ведь не пресмыкаетесь перед коровами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136