На стенах висели бездарные произведения современного искусства, а помещение освещалось лампами с абажурами, вполне уместными в спальне какого-нибудь банкира. Я мог смириться с тем, что Элис обвинит меня в отсутствии вкуса, но пусть оно выражается в пристрастии к откровенно безликим, как зал аэропорта, современным интерьерам, а не к этим потугам на уют.
Клиентура, однако, осталась та же – журналистское отребье, громким голосом обсуждающее свои проблемы, «проекты», «гениальные» находки; хвалящее собственную работу и охаивающее чужую. Светскую публику не люблю даже больше, чем городских бродяг, хотя, впрочем, это почти одно и то же.
Чтобы отвлечься, я одну за другой таскал с забытой на стойке тарелки оливки и глазел на двух девочек-секретарш, явно решивших зайти сюда для шику. В голову пришла неприятная мысль: если и для меня посещение «Артемис» – признак шика, вероятно, моя самооценка несколько занижена.
Бармен мрачно покосился в мою сторону – дескать, не жадничай, оставь оливок другим, – но, может, это мне просто показалось. К своему изумлению, я чувствовал себя вполне уверенно. Когда-то, впервые оказавшись в Лондоне, я подходил к тарелкам с бесплатными закусками в модных барах и невинно спрашивал: «Это для тех, кто играет в дартс, или остальным тоже можно?» Тогда мне приходилось подчеркивать, что я здесь чужой. Теперь я более или менее вписывался и ничего против не имел.
В восемь часов, время встречи, мне впервые закралось в голову подозрение, что в Лондоне может быть два бара с названием «Артемис». Один – сверкающий хромированными поверхностями и прямыми линиями, а другой – этот, похожий на холл второсортной гостиницы. В пять минут девятого, заказывая шампанское в третий раз, я спросил бармена, нет ли другого бара «Артемис». Нет, ответил бармен. И здесь всегда было так? Да, насколько он помнит. В десять минут девятого я позволил себе выглянуть на улицу – и мое место у стойки тут же заняли. Тогда я решил, что, облокотившись на стойку, буду выглядеть даже лучше. Сидя на высоком, как насест, табурете, трудно произвести впечатление крутого парня. В четверть девятого я в отчаянии пошел в туалет. В семнадцать минут девятого, возвращаясь обратно, увидел ее у стойки с каким-то хлыщом. Она была похожа на дриаду рядом с карликом.
Когда-то быть красивыми было проще простого. При плохом питании и неразвитой стоматологии люди с нормальным цветом лица и полным набором зубов встречались крайне редко. Теперь же красота – обычное дело: по телевизору, в газетах, рекламе, кино. В нашем большом мире, чтобы избежать ее, надо прыгнуть выше головы. Поэтому так трудно по-настоящему выделяться, поэтому трудно быть такой, как Элис. Она была самой красивой из когда-либо виденных мною женщин. Я срочно дал себе слово никогда больше не участвовать в лотереях (впрочем, я и так не участвую), не бояться самолетов, не убегать с открытого места в грозу, если только наше свидание состоится. Единственный раз в жизни мне выпал шанс, пусть ничтожный, и рассчитывать на повторное везение глупо.
Я стоял, как лунатик, остолбенелый, околдованный, онемевший. Она была красива до умопомрачения. Возможно, это шампанское так на меня подействовало, но мне казалось, от Элис исходит пульсирующее сияние, точно обычные источники света борются с редким видом излучения.
На ней было короткое, очень ладное платье в цветочек и сандалии на босу ногу. В руке она держала высокий бокал с шампанским. Тысяча женщин могла бы одеться так же, но ни одна не была бы столь хороша. Любому модельеру при одном взгляде на ее фигуру захотелось бы рухнуть на колени, умоляя носить только его вещи, украсить их своим телом.
Я почувствовал, как наливаются странной тяжестью ноги, и ощутил неодолимое желание бежать. Но бежать было нельзя. Время замедлило ход и почти остановилось. «Милая, – подумал я, – как же я хочу тебя». И немедленно услышал мамин голос: «Выбирай по себе».
За пять шагов Элис заметила меня, подошла, поцеловала в щеку. Воздух гудел от напряжения, и мне показалось, я вот-вот упаду в обморок, но выдавил, почему-то с сильным бирмингемским акцентом:
– Элис, извини, что проглядел тебя, я только на минуточку отошел.
Ощущение было такое, будто я двигался под водой, на огромной глубине, и голова моя была готова лопнуть от давления.
Спутник Элис, в дорогом, но очень обычного вида синем пиджаке, светлых брюках, клетчатой синей сорочке и с багровой физиономией, неуверенно топтался поодаль. Я заметил его раньше, когда он подъезжал к двум секретаршам, но обломался. Не понимаю, как ему хватило наглости заговорить с Элис. Она войти не успела, а он уже тут как тут. Но вот страшное давление исчезло, будто кто-то открыл клапан, и мы опять начали двигаться, как нормальные люди.
– В туалет, что ли? – невозмутимо спросила Элис.
– Ну, да, там рядом, – промямлил я.
Ожидание, соперничество, ощущение угрозы, окружение несимпатичных мне людей, выпивка – все это разом навалилось на меня, выпустило душу из тела, чтобы та металась по залу, свободная от норм и запретов.
– Ты откуда родом? – услышал я свой собственный голос.
– Что-что? – не поняла Элис.
Я повторил вопрос.
– Из Энглси, с островов.
– На валлийку ты не похожа.
– А почему ты спрашиваешь?
– Я сам с запада, хотя по выговору, как я слышал, могу сойти за северянина.
Да что у меня с дикцией?
Я взглянул на франта в синем пиджаке. Лицо у него было плоское, глаза слегка косили, как будто ему от души врезали по морде сковородкой. Мои глаза сузились, как у полицейского при виде эксгибициониста или у летчика-камикадзе при встрече с противником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136