Безумие было для меня единственным выходом в этой жизни, чтобы сохранить дом, вести бизнес, планировать свою жизнь без больной матери. Но до сих пор мне удавалось воздерживаться от этого крайнего выхода.
«Простите, мистер Баркер в настоящий момент занят, он общается с эльфами и не может явиться на оценку вашего дома. Оставьте свое сообщение, он непременно займется вашим делом, как только освободится». Это, что ли, будущее, уготованное мне?
– Мой господин и моя путеводная звезда, – заговорила псина, – не пойти ли нам в ближайший парк поискать еды или же мы станем уповать на чье-нибудь гостеприимство, чтобы разжиться пирожными и чаем?
Спрыгнув с кресла, пес уткнулся мордой в мое колено.
– Я весь в вашей власти, – сказал он, глядя на меня снизу вверх.
– Я и так могу достать то, о чем ты говоришь, для этого нам нет необходимости шарить по помойкам или пользоваться чьим-то гостеприимством, – сказал я.
– Неужели? Тогда не будем мешкать! Давайте поскорее вернемся в наш дом и немедленно примемся за дело. Я вот уже неделю толком ничего не ел!
– Что? – раздался голос Люси, которая заглянула в комнату.
– О, госпожа, моего господина, – облизнулся пес, – ей я тоже должен подчиняться. – Он тут же опрокинулся на спину и стал елозить по полу, преданно глядя на нее.
– Никакая она не госпожа. Между нами ничего не было. Она просто моя секретарша.
– О чем это вы? – оторопела Люси. – А-а, так это пес здесь! Как же мы про него забыли!
– О, госпожа, моей утробы! – заскулил пес, вытягивая шею в ее сторону. В таком положении, лежа на спине, ему трудно было отвешивать грациозные поклоны.
– Вы слышали? – спросил я у нее. – Слышите, что он говорит?
– Что случилось? – спросила Люси. Такой ответ можно было воспринять как однозначное «нет». Ясное дело, никто, видя перед собой собаку, владеющую человеческой речью, не станет спрашивать «что случилось?». Я, конечно, не знаю, мне раньше не приходилось попадать в такую ситуацию и наблюдать со стороны реакцию людей. Тут можно было ожидать чего угодно: от обморока и криков «Боже мой!» до попытки обзвонить ближайшие цирки. Такую реакцию я бы еще понял, но уж никак не «что случилось?».
– А что я должна была услышать?
Нет, Люси не глухая, и даже туговатой на ухо ее не назовешь. Тогда в чем дело?
– Собака… – сказал я.
– Ну, собака… И что?
– Вы ничего не слышите?
– А что я должна слышать?
– Ну… как бы это сказать. Она… издает какие-то звуки?
– Вроде бы щелкает пастью, – сказала Люси, – вы это имели в виду?
– Умпалумпа! Подстегни лошадь! – завопил пес. – Как вам такие звуки?
– Он говорит, – сказал я.
– Вы имеете в виду лай? – уточнила Люси. Я вздохнул. Когда он говорит, она видит лишь движение пасти, когда он орет, ей кажется, что он лает. А я в то же самое время слышу давно забытые детские стишки. Я не психолог, но смею утверждать, что между моим восприятием реальности и взглядом на мир, которого придерживалась Люси, пролегла целая бездна.
– С вами все в порядке? – забеспокоилась моя секретарша. – Что-то вид у вас неважный. Может, вам лучше присесть? Я принесу все, что надо.
– Ничего, – вздохнул я. – Не беспокойтесь, со мной все в порядке.
– Пожалуйста, сядьте. У вас вид совершенно ужасный. – Люси стала подталкивать меня к тому самому креслу, в котором недавно лежала говорящая собака.
– Я сам. Колени только дрожат.
Это была чистая правда. Может, кое-что другое я и не учитывал в своем состоянии, но что на ногах я держался в этот момент слабо, могу засвидетельствовать с уверенностью.
Пес тут же поднялся и сел рядом, участливо уткнувшись мне в колени.
– О колени моего господина, облаченные в штаны с аппетитными пятнами, посаженными в ресторанах, с карманами, пахнущими сладкими крошками, – нараспев заговорил он, облизываясь.
– Как вы ему нравитесь, – заметила Люси.
– А еще ему нравится вода, – заметил пес и сделал несколько показных хриплых вздохов.
– Бедняжка, у него пересохло в горле, а может, сквозняком продуло в конуре. Послушайте, по-моему, у него хрипы в легких. Или, может, это собачий бронхит?
– На самом деле, – ответил пес, – хрипы – это северный акцент. – Похоже, он был не лишен чувства юмора. – Я из Бэсилдона. Вода – это хорошая мысль, еще лучше – с раскрошенным шоколадным кексом. Это обычный рацион для собаки с моими зубами, и лишь изредка я могу позволить себе малюсенький кусочек бифштекса. – Зверь тяжело задышал: язык, как шарф, свешивался у него из пасти. Пес явно переигрывал, изображая свои страдания.
Люси стала рыться в буфете в поисках посудины, из которой можно напоить собаку.
– А вам налить чего-нибудь? – спросила она, оглядываясь на меня.
– Обо мне не беспокойтесь.
– Я не могу не беспокоиться, – отозвалась она. – Чего бы вы хотели? Чай? Кофе?
– Пожалуй, чашку чаю. – Я посмотрел на собаку. – Как думаете, Люси, это в самом деле бродячий пес?
– Я вольноотпущенник, – гордо отозвался он. – Точнее, был им, пока не встретил этих двух джентльменов. – При последних словах пес опустил морду, из чего я мог заключить, что он все-таки признает мою правоту.
– Никак не могу найти вашей чашки, – подала голос Люси.
– У меня нет своей чашки.
С чего это ей взбрело в голову спрашивать об этом – она уже не первый раз подавала мне чай в разных чашках и прекрасно знала, что у меня нет своей.
– Ах да. Забыла. У всех ведь новые.
Ее слова можно было перевести примерно так: «Я не акцентирую, босс». Пес фыркнул:
– Нет своей чашки? – Уши его встали торчком. – Каждый человек должен иметь свою чашку – а то кто же будет его уважать? Ты что, братец, в этой жизни главное – отметить свою территорию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129