– Мы награждаем собак призами за их верность и мужество.
– Полная опека, – резюмировал пес. – Мы жертвы самого бесцеремонного овеществления и потребительского отношения в вездесущей системе гуманархии.
Надо принять еще порцию таблеток, а то что-то пес стал сыпать неизвестными терминами.
– Ты что, проглотил словарь? – спросил я, пока мы добирались до машины.
– Всего лишь немного развлекся им в минуты скуки, – отозвался пес, как-то подозрительно притихнув.
Когда мы вернулись домой, я стал искать свой «Оксфордский толковый». Он оказался на полу, с пожеванной обложкой, сохранившей остатки гордого названия: «фордс толовы сварь», теперь уже в сокращенном, собачьем издании.
Мы с Люси договорились посидеть в каком-нибудь недорогом барчике. Она предложила кафе с видом на море, но я уже устал от моря, от его утомительного блеска, от этих изменчивых лучей, пресмыкающихся по водной глади, и прочего, и прочего. С меня было достаточно воспоминаний о предыдущей встрече, поэтому я решил попробовать сменить декорации: местом нашей встречи стало заведение, дизайном интерьера напоминавшее станцию техобслуживания, здесь можно было попробовать картофельные клинья и получить за 6 фунтов и 23 пенса «карри клаб», состоявший из «чикен буна», двух пинт пива и паппадама.
Пса я оставил дома, к его невыразимой досаде.
– И что я буду делать в твое отсутствие? – брюзжал он, морща лоб так, что шерсть на загривке встала дыбом.
– Как насчет того, чтобы поспать? – предложил я.
– Спать? – переспросил пес. – Ну конечно! – завопил он. – Какая честь, сэр, ваша щедрость не знает границ. Вы меня просто облагодетельствовали. – Затем, скосив глаза в сторону, уточнил: – Диван подойдет?
– Поскольку ты сжевал его почти до основания, можешь заодно и покрыть своей шерстью.
Да, с Линдси ему никогда не ужиться.
Люси сидела у окна, на спину ей падал свет – такую картину я застал в момент своего появления.
Я не видел ее вот уже два месяца, и, конечно, за это время она изменилась – пусть чуть-чуть, но уже достаточно заметно: в ушах появились серьги, которых я прежде не видел, она потягивала из бокала «шпритцер». Теперь, со стороны, уже не выступая в роли секретарши, она казалась такой красивой и неприступной, в то же время, излучая вокруг себя сияние доброты и расположения. А я подползал к ней, как змея из травы, чувствуя себя недостойным такой компании.
Неловко улыбаясь, я поставил перед ней пакет.
– Ты ушла, не дав нам возможности преподнести тебе на прощание «корпоративный подарок».
В пакете был плеер для лазерных дисков, парфюмерия, шоколад и открытка, подписанная мной и ребятами. Довольно сентиментальный жест – я поставил на ней и отпечаток лапы Пучка, хотя удалось мне это лишь после продолжительной дискуссии: зачем же я так настаивал всегда, что лапы должны быть чистыми, а теперь мажу их чернильной подушечкой.
Люси была тронута. Во всяком случае, мне так показалось.
– Прости, я поступила эгоистично, думала только о себе, – сказала она, прикоснувшись к пакету, но не открывая. – Передай от меня ребятам спасибо.
Я посмотрел ей в глаза:
– Я знаю, почему ты ушла.
Люси опустила глаза:
– Мне очень жаль. Прости.
– Это я должен просить прощения, – сказал я. – Нелегко жить с нечистой совестью. Но я ничего не мог поделать, так сложились обстоятельства. Жизнь – не всегда то, что мы для себя выбираем.
– Не всегда, но иногда, – ответила она. – Если ты хочешь чего-то, надо попросить.
В музыкальный автомат зарядили пластинку с песней какого-то рэппера, который рассказывал о том, как клево быть эгоистом. Порок отныне возведен в степень достоинства, уродство стало прекрасным, испорченность означает превосходство.
– Я чувствую себя так, словно сделал что-то непоправимо гадкое, – признался я.
– Никогда не поздно повернуть, – заметила она.
– Иногда бывает поздно. Я переступил границу. Зашел слишком далеко.
– Ну, ты же не убил никого.
«Теперь я в этом не уверен», – чуть не сказал я, но воздержался.
– Хотел попросить тебя кое о чем, – заговорил я, но поперхнулся и сделал вид, что коктейль попал не в то горло.
– Что бы это ни было, я на все согласна, – улыбнулась она.
– Но ты еще не знаешь, что я хочу попросить.
– Ты же не попросишь у меня ничего такого, в чем я буду вынуждена отказать. Я тебя знаю.
– Дело в том, – запнулся я, – что это свяжет нас двоих самым серьезным образом, причем на долгое время. И я не уверен, не внесет ли это в твою жизнь дополнительных неудобств.
В самом деле, кто захочет связываться с преступником? Полстраны, если верить песне рэппера, но речь идет не о позере с пистолетом и брильянтиками в ушах, а о самом настоящем преступнике, который, правда, не имеет дела с гангстерами и сутенерами, но грабит доверчивых старых леди. Ему просто больше по душе их общество.
– Проси, – сказала Люси тоном замерзшего на остановке пассажира, ждущего появления автобуса, опаздывающего на час.
– Мне нужно, чтобы ты присмотрела за Пучком, – сказал я. – Причем на время. Возможно, на долгое время.
Видно было, что эти слова произвели на нее сильное впечатление. Сначала я отбросил в сторону принципы, теперь бросаю свою собаку. И что? Я катился с горы, я падал; а падая, не думаешь о том, насколько красиво ты летишь, не так ли? Тебе просто ничего другого не остается, только падать.
– Ну… конечно, – ответила она, оправившись от потрясения. – Ты же знаешь, я на все для тебя готова.
Я поспешно отвернулся, сжигаемый изнутри поднявшейся во мне волной тепла, чувствуя себя так, как будто мне разом купили тысячу пирожных.
У меня зазвонил телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129