Наши предки полагались на более надежные чувства — зрение и слух. Телепатические способности у людей пока исключение. Но исследователи обнаруживали внеземные расы, которым эволюция дала возможность развиться в этом отношении. Они вполне могут улавливать слабые излучения человека и заставлять примитивные наши чувства резонировать в ответ на свое сильное излучение.
— Ведь это многое объясняет, правда?.. — прошептала Барбро.
— Сейчас я накрыл наш вездеход экранирующим полем, — сказал Шерринфорд, — но оно тянется лишь на несколько метров. За ним их лазутчик может получить из ваших мыслей представление о моих намерениях, если вы будете точно знать, чего я хочу. Моя подкорка натренирована и проследит, чтобы я думал только по-французски. Ведь чтобы общаться, нужно выстраивать структуру, а у этого языка совершенно иная структура, чем у английского. Английский — единственный человеческий язык на Роланде. И если Древний Народ существует, он его знает…
Она кивнула. Он рассказал ей об общем плане, который был вполне очевиден и не стоил того, чтобы его скрывать.
Задачей было установить контакт с чужими, если они существуют. Если же они обладают способностью вызывать галлюцинации, им очень легко скрыться от любой большой и хорошо оснащенной экспедиции, проходящей по их территории. Но два человека, нарушившие все запреты, имеют шанс. Они выглядят не настолько опасными, чтобы не приблизиться к ним. И… тогда это будет первая человеческая экспедиция, не только исходящая из уверенности, что аутлинги есть, не просто встретившаяся с ними, но и снабженная новейшей, инопланетной полицейской техникой.
На этой ночевке ничего не произошло. Шерринфорд сказал, что он и не надеялся на это. Древний Народ до сих пор был осторожен. Но в своих собственных владениях должны стать храбрее.
Следующей «ночью» машина стояла уже в низине. Они вышли. Барбро приготовила поесть на походной печке, пока он собирал хворост — хотел порадовать себя костром. Он часто поглядывал на свое запястье. Часов там не было — вместо них был надет датчик, показывающий то, что регистрировали приборы внутри вездехода на расстоянии.
— Здесь чудесно, — сказал Шерринфорд. Они закончили ужин и еще не успели разжечь свой костер.
— И странно… — тихо ответила Барбро. — Интересно: вдруг все это и в самом деле только для нас… Если б можно было надеяться…
Черенок его трубки указал на звезды.
— Человек попадал в места и куда более странные.
— Да? Наверное, это просто что-то, оставшееся от моего детства в отселении, но вы поймете. Стоя под звездами, я не могу думать только о шарах раскаленного газа, чью энернию можно измерить, по чьим планетам ходят прозаические ноги. Нет… они маленькие, холодные и волшебные: когда мы умрем, они будут шептать над нашими могилами. — Барбро взглянула на него. Понятно, все это чушь…
В сумерках ей было видно, как отвердело его лицо.
— Ничуть, — сказал он. — С точки зрения эмоций физика не меньшая чушь. В сердце своем человек на рационалист. Он может перестать верить в науку, если почувствует, что она неверна.
Он помедлил.
— Та баллада, что не допел мальчишка… — сказал он, не глядя на нее. Почему она вас так задела?
— Не могла слышать как их, этих… восхваляют. Или так мне показалось. Извините.
— Думаю, что эта баллада — одна из очень многих.
— Я никогда их не считала. Культурная антропология — это то, чем у нас на Роланде нет времени заняться, или, точнее, нам это не приходило в голову при всех наших делах… Но сейчас, когда вы сказали… да, удивительно, что очень многие песни и истории несут этот сюжет, об Арвиде.
— Вам не тяжело будет продекламировать ее?
Ей удалось засмеяться.
— Я могу и спеть, если хотите. Дайте мне достать литару и подготовиться…
Она опустила на этот раз гипнотизирующую хоровую строку, оставив ее лишь в самом конце.
VII

…Арвиду говорит:

«Скорей отбрось, мой Арвид,
Цепь человечьих уз,
Тебе они без нужды,
Ведь это тяжкий груз».

А он посмел ответить:
«Мне надобно бежать:
Под солнцем деве милой
Пришлось так долго ждать.

Друзья меня заждались,
И много разных дел
Я дал вернуться слово,
Сдержать же не сумел.

Сними свое заклятье,
Или обрушь свой гром
Убить меня ты можешь,
Но не сделаешь рабом».

Царица Тьмы и Ветра
Стояла перед ним,
И он глаза не поднял,
Ее красой томим.

И зазвенел, как арфа,
Ее чудесный смех:
«И без моих заклятий
Ты стал несчастней всех…

Тебя я отпускаю,
Но помни о луне,
О музыке волшебной,
Росе и обо мне…

И будет тенью память
Днем за тобой бежать,
А кончен день — в кровати
Подле тебя лежать.

В досуге ли, в работе
Скорбь ранит, как кинжал:
Ты вдруг поймешь, чем мог ты
Стать нынче — и не стал.

А глупую девчонку
Смотри не обижай.
Ступай домой, мой Арвид;
Ты человек — прощай».

И в щебете и смехе
Пропал Чужой Народ…
И до рассвета Арвид
Рыдает и зовет.

Но медленный танец льется…
Она отложила литару. Ветер зашелестел в листьях. После долгого молчания Шерринфорд сказал:
— Эти песни стали частью жизни отселенцев?
— Можно сказать и так, — ответила Барбро. — Хотя не все они полны сверхъестественного. Некоторые о любви или о подвигах. Традиционные темы.
— Не думаю, что вот эти традиции возникли сами по себе.
— Его тон был невыразителен. — Большинство ваших песен и историй вряд ли сочинили человеческие существа.
Плотно сомкнув губы, он больше не говорил ничего.
Они рано легли.
Несколько часов спустя их разбудил сигнал тревоги.
Жужжание было тихим, но оно мгновенно подняло их.
Они спали в комбинезонах, чтобы быть готовыми к неожиданностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17