Ты понял мою мысль?
Ван Цюшэ кивал головой, словно дятел. Он так поражался смелости и дальновидности председательницы, что готов был простереться перед ней ниц.
Ли Госян вернулась в кресло и, обхватив руками подлокотники, затуманенным от вина взором поглядела на Вана:
– Говоря по правде, товарищ Ван, я довольна твоим раскаянием и твоей искренностью. Не будем вспоминать старое. Пословица говорит, что у изгороди должны быть столбы, а у молодца – помощники. Я хоть и не молодец, а в помощниках нуждаюсь, особенно толковых. Мне хочется испытать тебя… Я ничего не обещаю, но если ты выдержишь испытание, то я могу поговорить с дядей, чтобы он сделал тебя освобожденным заместителем председателя ревкома народной коммуны – моим непосредственным заместителем…
Вот она, удача, внезапная, как удар весеннего грома! Сердце Ван Цюшэ учащенно забилось: «Боже, нельзя упускать такой роскошный случай, от него зависит все мое будущее!» Чтобы подчеркнуть свою решимость, он бухнулся на колени перед начальницей:
– Товарищ Ли, товарищ Ли, отныне я ваш до самой смерти! Пусть меня назовут вашим верным псом, но я действительно буду верен вам…
Ли Госян сначала испугалась, но затем на ее лице появилась довольная и даже растроганная улыбка, в голосе зазвучала едва прикрытая нежность:
– Ну встань, встань! Какой противный… Разве кадровому работнику можно быть таким страстным? А если люди увидят?…
Но Ван Цюшэ не вставал – он только таращил заплаканные глаза, как кот, жаждущий ласки. Ли Госян, не выдержав, потрепала его за волосы:
– Встань, ну встань… Взрослый мужчина… Ты что, сегодня постригся? Ух, как пахнет. Да и лицо у тебя горит… Я хочу отдохнуть, сегодня я немного опьянела… У нас еще будет много времени, а сейчас иди…
Ван Цюшэ встал и зачарованными глазами смотрел на нее, весь в ожидании приказа или хотя бы намека.
Глава 5. Среди «Черных дьяволов»
Уже несколько лет вредители Цинь Шутянь и Ху Юйинь по утрам подметали главную улицу села. Вставать им для этого приходилось очень рано. Они мели либо от середины улицы к концам, либо от концов к середине – каждый свою половину. Хорошо еще, что улица была неширокой, да и не очень длинной – немногим больше трехсот метров. Ежегодно они встречались по триста шестьдесят пять раз, а в високосный год – триста шестьдесят шесть. Когда другие сельчане еще спали самым сладким предутренним сном, Цинь Шутянь и Ху Юйинь уже мели улицу, мели молча, как будто выметая своими вениками из бамбуковых веток и весну, и лето, и осень, и зиму.
Цинь Шутянь подметал особенно мастерски, даже щеголевато – это было связано с его прежней профессией балетмейстера. Он делал себе веник почти в человеческий рост и держал его вертикально, как партнершу или как весло в традиционном китайском театре: одной рукой за верх, а другой за середину. Двигал он им очень свободно и ритмично, идя вслед за ним и иногда поднимаясь на носки, точно в настоящем танце. Из-за плавности и согласованности движений он подметал быстро, легко, даже не потея, и нередко помогал Ху Юйинь. А она каждое утро была мокрой от пота и с завистью смотрела на артистические па Помешанного Циня. В конце концов, в этом деле женщина могла бы быть и половчее мужчины!
Помешанный Цинь постоянно устраивал какие-нибудь спектакли, которые то смешили, то злили людей. Во время «четырех чисток» его обличали резче, чем остальных вредителей, но потом новый секретарь партбюро Ван Цюшэ с согласия рабочей группы все-таки оставил его вожаком над вредителями, объявив это борьбой против яда с помощью самого яда. Зато к званию «правый элемент» Циню было добавлено определение «закоренелый» или дословно «железный». Это означало, что его звание неснимаемо и он до могилы будет носить его. Тысячи лет спустя археологи откопают «железный шлем правого элемента» и будут писать по нему исторические исследования о классовой борьбе в Китае второй половины двадцатого века.
Хорошо еще, что у Помешанного Циня не было семьи, а то его политическое наследство досталось бы и его непосредственным потомкам. Он и сам понимал, что революция требует жертв, а борьба немыслима без объектов, без врагов. Если в каждой деревне, в каждом селе не оставить несколько «дохлых тигров» или «живых мишеней», то как потом организовывать массы в процессе очередных движений и приливов классовой борьбы, против кого обнажать меч? Всякий раз, когда начальство призывало развернуть классовую борьбу, наиболее активные кадровые работники устраивали энное количество собраний, выволакивали на них уже известных вредителей и терзали их, а потом докладывали начальству, сколько классовых врагов (и сколько именно раз) раскритиковано в процессе данного движения, сколько вечеров воспоминаний о прошлых страданиях и обедов из дикорастущих трав проведено для воспитания масс и повышения их сознательности.
Производственные бригады, в которых все вредители вымерли, были вынуждены сосредоточивать огонь на их детях, чтобы те выполняли миссию, недовыполненную их реакционными родителями. А иначе как кадровые работники, бедняки и бедные середняки могли бы убедиться в том, что в течение всего периода существования социализма сохраняются классы, классовые противоречия и классовая борьба?
В большинстве деревень кадровым работникам начислялась не зарплата, а трудовые единицы, здесь сложно было найти «представителей буржуазии», или «каппутистов», то есть «идущих по капиталистическому пути». И эти работники, и рядовые члены коммун только по детям вредителей видели, что классовая борьба продолжается, что о ней «нужно говорить ежегодно, ежемесячно, ежедневно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81