А то даже как-то странно - сидел себе тихо-мирно, декларировал полную аполитичность и тут вдруг брошусь на амбразуру... Бред какой-то. Похмелье это все. И трава. Черт меня дернул курить эту дрянь. Бандиты - понятно, они от таких стимуляторов и становятся отмороженными на всю голову. А мне-то это к чему? Мучайся теперь, мудак... Любитель экстремальных удовольствий! Надо же, на старости лет потянуло на эксперименты... Козел, одно слово".
Крюков приблизился к зданию администрации. Официально рабочий день еще не начался, и первым человеком, которого увидел Гоша, был его напарник.
- О! Мать твою! - хмуро сказал Миха. - Ты откуда? Е-мое... Ты что, в могиле ночевал, Крюк?
- Ага, - ответил Гоша.
- Ну ты, блин, дал... Тебя же домой отправили вчера... Ты что, значит, всю ночь вот тут? - снова спросил Миха, и голос его зазвучал как-то растерянно.
- Ну да. Пошел, понимаешь, напрямик, через свалку. Да, видно, на ходу вырубился... Так и уснул. Только что проснулся...
- Ага.. Вот, значит, как... И что - так и спал?
- Ну да. Так и спал.
- Ох, - покачал головой Миха. - Слушай... - Он шагнул к Крюкову и взял его за рукав. - Ты вчера опять дал... Ты бы завязывал, Крюк. Такое буйство тебя до добра не доведет... Неуправляемый ты, в натуре, делаешься...
- Да? А что такое? Я что, буянил вчера, что ли? Расскажи-ка. Я не помню ничего.
Крюков все помнил. Или, во всяком случае, почти все. Но внимание и какой-то немой вопрос в глазах Михи заинтриговали его, и теперь ему хотелось выяснить, чего же добивается от него напарник. А он явно хотел что-то выяснить, только боялся обозначить свой вопрос, не решался спросить прямо.
- Ну так... Не особо. Нес всякую херню.
- Какую?
- Да бред разный... Ты в самом деле, что ли, ни хрена не помнишь?
- Не-а, - нарочито безразлично ответил Гоша. - Как отрезало. Водка такая, что ли? С димедролом или с чем еще... Мозги начисто выключает.
- Это точно. У тебя-то выключает... Давай, Крюк, завязывай, ей-богу...
- А что было-то? - продолжал допытываться Гоша. - Не грубил я там никому?
- А кому? - быстро переспросил Миха.
- Ну... С кем мы там сидели?
- С кем?
- Ты чего, Миха? К тебе ведь пацаны приходили. Это с ними, что ли, я сцепился?
- Сцепился... Ты скажи спасибо, что пацаны правильные были. А то сцепился... Ты бы как сцепился, так и... Кранты, в общем, тебе были бы. Это люди серьезные, ты смотри, лишнего не болтай...
- О чем?
- О ребятах этих. Ребята серьезные.
- А чего они к тебе приходили, эти "серьезные"?
- Так... - неохотно ответил Миха. - Заказик один им нужно сделать...
- Что за заказик?
- Ну, просили помочь там... Короче, это не важно. - Миха испытующе посмотрел на Крюкова. - Да-а... Совсем ничего не помнишь? И как дурь курил, тоже не помнишь?
- Дурь? Я? Да я в жизни наркоты не...
- Ладно, с тобой все ясно. - Миха опять покачал головой. - Тебе почиститься бы, что ли...
- Ага. Есть там у тебя ватничек какой? И штаны?
- Найдем.
Через пятнадцать минут Крюков уже топтался на троллейбусной остановке. Как он и предполагал, Миха выдал ему полный комплект одежды - потертый, грязноватый черный ватник без воротника, какие носят заключенные на зоне, солдатские галифе и кирзачи, дышащие на ладан, но способные выдержать путь от кладбища до центра города, где находилась Гошина квартира. Сапоги, правда, были размера на два меньше, чем требовалось Крюкову, и от этого его походка, и без того неуверенная, приобрела совсем странный, танцующий характер.
Несмотря на кажущуюся легкость передвижения, чувствовал себя Гоша хуже некуда. Похмелье, усугубленное непривычным для него действием марихуаны, да не простой, а, по словам вчерашнего Витали, какой-то особенной, мучило Крюкова с невиданной силой. Земля уходила из-под ног, голова болела с каждой минутой все сильнее, застывшее за ночь тело ломило, и, в довершение всего, кажется, начала подниматься температура.
Троллейбус оказался набит битком.
"Откуда здесь люди-то? - с недоумением подумал Крюков. - Место совершенно нежилое..."
Гоша втиснулся в салон, наступая на чужие ноги, ввинтился в плотно спрессованную массу человеческих тел и расслабился - толпа держала его, не давая завалиться в сторону. Он мог бы даже поджать ноги и повиснуть - спины, плечи, локти, давящие со всех сторон, в любом случае удержали бы его тело в вертикальном положении. Что бы с Гошей ни произошло - потеряй он сознание или, не дай бог, умри в этом троллейбусе, - так и ехал бы до центра, до той остановки, где выходит основная масса пассажиров.
Троллейбус качало, дергало, волны запахов - пивной перегар, дешевая косметика, испарения немытых тел, тонкая, кислая вонь старой, заношенной и застиранной в дешевых стиральных порошках одежды - накатывали на Гошу. Его начало тошнить, и вместе с тошнотой поднялась тяжелая, донная волна ненависти.
"Что я волнуюсь об этих гадах? - думал Крюков. - Что мне все неймется? Пусть они решают свои проблемы сами. А люди... люди как при совке корячились в этой давке, так и теперь. Ничего не изменилось. Эти их игры в политику... Какой здравомыслящий человек может хотя бы на секунду вообразить, что все делается ради вот этого народа, который трясется в троллейбусах каждое утро, который ради несчастной копейки целый день пашет на опостылевшей работе за нищенскую зарплату, при том что и платить-то ее уже никто не платит, вернее, платит, когда хочет и сколько хочет, который за эти жалкие гроши, за подаяние, считай, горбатится всю жизнь? Что ими движет, кроме личного обогащения, будь оно неладно? Что они сделали для общества, суки, что?! Ведь никто их под дулом пистолета не тащил в эту сраную политику, сами пошли. Так будьте любезны, господа. Принимайте условия игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121