Голос его оставался все тем же - скрипучим, едким и уверенным.
- Карина... Это ты? - голос Крюкова внезапно ослаб. - Слава богу...
- Ну что? Отпускаем? - спросил Вова.
- Если будет хорошо себя вести... Будешь, ты, мыслитель? - Старший посмотрел на Крюкова прищурившись, и в выражении его глаз Карина Назаровна не заметила ни злости, ни презрения. Был в них даже какой-то намек на доброту. Или ей просто показалось?
- Спасибо вам, - серьезно сказал Крюков, обращаясь непонятно к кому. Спасибо.
- Не за что, - заметил Вова и потрогал костяшки пальцев на правой руке. Если что, обращайтесь. Всегда рады помочь...
- Да, да. - Крюков закивал, начал топтаться на месте. - Ну что? неожиданно вскинув голову, обратился он к Карине. Его словно бы нисколько не смущал собственный вид, словно не голый и побитый стоял Гоша в приемной вытрезвителя, а сидел, как всегда, на кухне за бутылкой водки и беседовал с хорошими приятелями. - Ну что? Поехали? Вы готовы, Карина?
- Да, - ответила она. - Я все уже здесь...
Карина Назаровна вопросительно посмотрела на старшего. Тот кивнул.
- Тогда вперед! - скомандовал Крюков и шагнул было к дверям.
- Да-а-а, - протянул Вова, ухватив писателя за тощее плечо. - Не рановато выпускаем?
- Ты прямо так собрался, друг? - спросил старший. - Одеваться не будем?
- Ах да...
Крюков смущенно улыбнулся. Это получилось у него странно, совершенно по-детски - улыбка расцвела на заросшем, разбитом лице, и оно на мгновение просияло, словно бы даже осветив помещение вытрезвителя.
- А где вещи-то? - спросил Крюков.
Из коридора показался человек в белом халате, накинутом на джинсовый костюм. Он осторожно, не прижимая к себе, нес одежду писателя - развалившиеся сапоги, галифе, грязную рубашку, ватник...
- Гоша, это твое? - изумилась Карина Назаровна.
- Мое, мое, - успокоил ее писатель. - Встречают здесь, конечно, по одежке, - усмехнулся он, почесав разбитую скулу, - а провожают правильно - по уму...
На этот раз улыбнулся и старший.
- Это точно, - сказал он. - По уму, по уму... Тебе Вова, я смотрю, мозги вправил...
- Вправил, вправил, уж будьте любезны, - серьезно ответил Крюков, натягивая галифе.
- Ладно, давай быстрей. Не задерживай.
- Работы много? - ехидно спросил Гоша. Он уже был одет. Крюков несколько раз стукнул каблуком по полу, чтобы ладней сидел разбитый сапог, шагнул к Карине Назаровне, взял ее под ручку, другой рукой помахал старшему, а затем, с поворотом, - Вове.
- Всего вам доброго, - сказал он.
- Ага. И вам того же. Заходите почаще, - сказал Вова.
- Зайду, - серьезно ответил Крюков. - Обязательно зайду. Ну, до свидания.
- Пойдем, Гоша, пойдем. Ради бога, скорее. - Карина Назаровна потащила Крюкова к выходу, боясь, как бы он не нахамил между делом милицейскому начальству и у них не возникло бы неожиданных трудностей.
Они вышли из комнаты, миновали дежурного, который не ответил на прощальное "до свидания", робко оброненное женщиной, и покинули гостеприимное заведение. Фонарей поблизости не было, вытрезвитель находился на неосвещенном участке улицы, которая днем была полна машин и пешеходов, а сейчас, в третьем часу ночи, несмотря на то, что находилась в центре Города, выглядела заброшенной и совершенно нежилой.
- Словно и не в центре мы, - поежившись, заметила Карина Назаровна. Будто деревня какая-то... Жуть.
- Боишься? - ласково спросил Крюков, приобняв ее за плечи.
- Да, - сказала Карина, не пытаясь освободиться от руки писателя.
- Не надо. Ты знаешь... - Крюков куда-то тащил женщину, заставляя ее чуть ли не бежать. - Знаешь, не надо бояться. Я сегодня понял... После общения с милым сержантом Вовой. - Крюков потрогал опухшее лицо. - Да... Он ни черта не знает о дзен-буддизме... А повел себя как учитель. Просветил меня. И я вот иду просветленный. Ни черта не боюсь. И ты не бойся. Люди - они не злые. Они просто не понимают еще всего...
- Чего?
- Да почти ничего. Знаешь, Карина...
- Ты говорил, случилось что-то очень важное. Куда мы мчимся, Гоша?
- К Гречу.
- Куда?!
- К Гречу. Я должен его предупредить.
- Гошенька! Милый! Там же все давно спят. И потом, в таком виде...
Она не решилась сказать, что от Крюкова до сих пор несло так, будто он только что вышел не из вытрезвителя, а из третьеразрядной пивной.
- Это не важно. Дело очень срочное. Нам необходимо с ним немедленно поговорить. Я весь день думал. А Вова этот, мент, он мне мозги на место поставил.
- Гоша, да объясни ты, в чем дело!
Карине Назаровне показалось, что в словах милиционеров, сомневавшихся во вменяемости задержанного, была большая доля истины. Да и то посмотреть пьяный, одет черт-те во что, несет какой-то бред...
- Карина, милая, я весь день думал. Оттого и напился. Вопрос передо мной стоял, понимаешь ли... Страшный вопрос. Вопрос, можно сказать, жизни. Не жизни и смерти, конечно, но - жизни. То есть - как жить? И зачем? Я понимаю, ты не смейся, это глупо звучит, по-детски... Но это ведь вопросы, над которыми каждый человек задумывается.
- Ладно, Гоша. Так зачем нам все-таки к Гречу нужно? Сейчас, среди ночи? Что за спешка? Что ты такого узнал?
- А-а, все расскажу, не спеши.
Он снова дернул женщину за рукав.
- Да я-то как раз не спешу. Это ты...
- Да, спешу... Пойдем скорее. Так вот, я понял внезапно, что вся наша беда - в переоценке собственной личности. В преувеличении собственной значимости. Отсюда весь наш страх перед реальной жизнью, и от него, от этого страха, - вся подлость и гадость. Все гнусности, которые мы творим постоянно, - только от этого страха. От завышенной самооценки.
Карина Назаровна тяжело вздохнула.
- Что? Не понимаешь меня?
- Я не могу так быстро бежать, - слабо ответила она.
- Ничего, недалеко уже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121