- Неправильное у меня отношение к этим игрушкам, - заметил Журковский. Люди смеются, радуются. А мне грустно.
- Ничего неправильного, - ответил Андрей Ильич. - Ты же русский. Как тебе может быть по душе такая предсказуемость? Мы не так воспитаны. Нам предсказуемость не нужна. Нам нужна стихия.
- Надоела, знаешь, стихия-то. Годы не те.
- Да ладно тебе - годы. Годы самые, что ни на есть, те. Мужчина, можно сказать, в полном расцвете сил.
- И потом, ты говоришь - русский. Я еврей, между прочим.
Суханов хотел что-то сказать, но проглотил фразу и уставился на профессора.
- Да? - с сомнением в голосе спросил он. - Серьезно? Интересно... Знаешь, шутка такая есть, модная сейчас. Мол, я ненавижу в жизни две вещи национализм и армян. Смешно?
- Очень, - ответил Журковский. - Ухохочешься.
- Ну хохочи... Значит, еврей ты у нас... Надо же. А я-то думал, татарин...
- Ты что, Андрей? Вы что, - повторил Журковский, становясь серьезным. Что вы имеете в виду?
- Да не напрягайся ты, Толя. Что ты, в самом деле? Ты же знаешь мою национальную платформу. Просвещенный космополитизм. Это единственное, что, на мой взгляд, может сейчас быть ответом на все эти гнилые разговоры о национальных меньшинствах. И большинствах. О старших и младших братьях... Знаешь, когда я об этом начинаю говорить, меня сразу тошнит.
- Да? Однако у нас с тобой проблемы другого свойства. Не желудочного порядка, а скорее...
- У нас? Что ты имеешь в виду? Останови, Гриша...
Шофер Гриша был эмигрантом с десятилетним стажем, одним из немногих сотрудников фирмы, не имеющих российского гражданства. Гриша не желал ни возвращаться на родину, ни даже слышать о ней что-нибудь позитивное.
В России он был кооператором средней руки, неплохо зарабатывал, точнее, как и большинство кооператоров начала перестройки, приворовывал у государства, но в какой-то момент решил, что в мире развитого капитализма сможет подняться на гораздо большую высоту, чем на родине.
Приехав в Америку вместе с женой и пятилетним сыном, Гриша быстро понял, что его навыков криминальной торговли для процветающего бизнеса в США явно не хватает. Гриша стал осматриваться, приглядываться и думать, в какой области ему выгоднее всего начать собственное дело. Деньги у него были, но, привыкнув жить, ни в чем себе не отказывая, он продолжил такой образ жизни и на берегу Гудзона, где снял для своей семьи вполне приличный коттедж. Очень быстро выяснилось, что способов траты денег в США несоизмеримо больше, чем на родине, и, когда капитал Гриши превратился в ничто, он был вынужден пойти работать в такси. Оказалось, что, кроме вождения автомобиля, русский предприниматель Гриша больше ни на что не способен.
Через некоторое время его подобрали люди Суханова, и наконец он обрел спокойное и стабильное место работы. В бизнес Гриша уже не стремился, говорил, что всем доволен и больше от жизни ему ничего не нужно. При этом он всегда имел недовольный, сумрачный вид и постоянно вполголоса ругался - по-русски, конечно, поскольку английским в достаточной степени так и не овладел. Знания языка ему хватало разве что на общение с кассирами супермаркета и беседы с суперинтендантом многоквартирного дома на Брайтоне, где он теперь проживал.
- Мы прогуляемся до парка, - сказал Суханов вечно хмурому Грише. - Пойдем по Сорок второй, потом на Бродвей, через Таймс-сквер, через Коламбус... А ты подъезжай к дому.
- Хорошо, - буркнул Гриша и, что называется, вложив душу, захлопнул дверцу машины.
- Так что ты имел в виду под проблемами не желудочного свойства? - спросил Суханов, сворачивая на Сорок вторую.
Анатолий Карлович улыбнулся.
- Знаешь, - сказал он, - здесь все это кажется таким далеким и малозначительным...
- Ну-ну, не впадай в эйфорию, пожалуйста. Послезавтра мы будем дома.
- Да, конечно. Только... Вот, я смотрю, навстречу идут люди - красивые, веселые... Занятые собой. А не травлей ближнего своего. Хорошо!
- Конечно, хорошо. Кто же спорит?
- А то, что я имел в виду... Я имел в виду проблемы мэра с "памятниками". С нашими националистами.
- Да понял я. Что за проблемы? Я не слышал ни о каких проблемах. То, что они в своих газетках строчат, - так вольно им. Они про всех строчат, кто в России хоть что-то делает. Они же импотенты, завистливые импотенты. У них ничего нет, кроме деклараций о том, что они - русские, а раз так, значит, им все нужно подать на блюдечке. Особенные они, понимаешь.. Голодранцы.
- Ты думаешь? А мне кажется, у них и деньги есть, и свои люди наверху. Или я ошибаюсь?
- Нет. Не ошибаешься. Только это ведь не самостоятельная сила. Просто один из рычагов, причем не самый мощный. Если есть идиоты, готовые участвовать в этих мудацких акциях, то почему бы их не использовать? Вполне нормальный ход.
- Помнишь, перед отъездом нам сообщили, что будут провокации со стороны националистов-радикалов?
- Ну. И что? Ты боишься?
- Я-то не боюсь. Паше нужно беречься.
- Паша не мальчик. Он все понимает лучше многих. Что значит - беречься? Охрана у него есть - и его, и мои ребята. А если события будут развиваться на уровне информационной провокации, он сам сообразит, как оппонировать и как сделать так, чтобы не ввязаться в склоку. Он в этом деле лучше нас с тобой разбирается. Уж поверь мне...
- Я верю, - сказал Журковский. - Только все равно волнуюсь. Мы его как будто бросили.
- Да перестань, профессор. Он не ребенок. Он настоящий, профессиональный политик. И тем мне близок. Конечно, не только своим профессионализмом, а прежде всего, своей задачей, своим пониманием истории и развития общества. Но и, конечно, профессионализмом. Как всякий хороший политик, он хороший дипломат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121