Развалился Союз, и Город внезапно оказался лишенным поставок продовольствия из бывших республик. Молдавия, Украина, Прибалтика - все как отрезало в одночасье. А Греч вырулил из этого тупика, вытащил город, не допустил голода. Суханов знал, чего это стоило Павлу Романовичу, знала жена Греча, знали еще несколько близких. Остальные принимали отмену карточек и твердые цены на хлеб и другие основные продукты питания как должное.
Нет, нехорошо Суханову рассказывать о своих прибылях. И тем более об обидах Генделя в связи с этими самыми прибылями.
- Ну, Паша... Как тебе объяснить...
- Да уж как-нибудь. Постараюсь понять. Может быть, моего опыта хватит, чтобы уяснить причину твоей связи с этим бандитом.
- Да, Паша, ерунда, на самом деле. Обыкновенный наезд. Такое бывает сплошь и рядом.
- Что он от тебя хочет?
- Да что хочет, что хочет? Денег хочет, вот и все дела. Не бери ты в голову. Погано, конечно, что все это на пленку сняли... Но ты же сам сказал, все правильно, Гендель не под судом, ничего на нем нет... Свободный человек в свободной стране.
- Ну да. Только когда формируется общественное мнение, неизвестно, в какую сторону может повернуться тот факт, что Гендель на свободе и гуляет, как честный труженик большого бизнеса. Я, вернее, знаю, в какую сторону он повернется. Все будет подано, да что там "будет" - уже подается таким образом, что мы покрываем бандитов, что мы и есть самая главная "крыша"... Вот и Гендель... - про него каждый в Городе знает, что это бандит первостатейный вот и Гендель, мол, на свободе, а почему? А потому что к нему друзья мэра в гости ездят. Что, я не прав?
- Прав. Ты, Паша, всегда прав. Как ни поверни.
- Не ерничай.
- Я же говорю, ты прав. По всем статьям. История поганая, но я, поверь, ничего сделать не мог. Мне нужно было к нему приехать.
Суханов вовремя осекся, едва не сказав, что, мол, это в их общих с Гречем интересах.
- Нужно... Мне тоже много чего нужно. Я повторяю тебе - ты вошел в политику. Ты уже давно человек публичный. Как Пушкин говорил - помнишь? - "Я человек публичный...". И поэтому ты уже не совсем себе принадлежишь. Ты должен за собой следить, Андрей, следить за своими действиями. За своими связями, за своим поведением. Эти шакалы - они только и ждут, чтобы мы где-нибудь, в чем-нибудь прокололись. И раздувают из этого целые романы. У нас одно оружие для борьбы с ними, и оружие очень эффективное - кристальная честность, кристальная, - повторил Греч с нажимом. - Прозрачность всех действий, открытость нашей работы - вот наши принципы. И строжайшее следование закону. Пусть предъявляют претензии - мы ответим. А будь у нас, как говорится, рыльце в пуху, - что тогда? Что до бандитов, я никогда с ними дела не имел и иметь не собираюсь. Повторяю: хочешь работать, как дикий бизнесмен, вожжаться с криминалом - пожалуйста. Только тогда, учти, ты мне не друг, не товарищ и не приятель даже. Тогда ты - мой враг. И разговаривать я с тобой буду, как с врагом. И действия предпринимать соответствующие.
Греч остановился посреди кабинета.
- Пойми, Андрей, пойми, что я хочу тебе сказать. "С волками жить - по волчьи выть" - это не наша установка. У нас она не работает. Я хотя и живу среди волков, как и ты, впрочем, но не хочу выть вместе с ними. Хочу человеком оставаться. В любых условиях. И при любых обстоятельствах. Ты понял меня, Андрей?
Последние слова Греч произнес совсем тихо, глядя Суханову прямо в глаза.
- Понял, - ответил Андрей Ильич. - Я понял тебя, Паша. Только это...
- Что? - быстро спросил мэр.
- Это, Паша, в наше время, знаешь ли, роскошь.
- Я тебе больше скажу, Андрюша. Это непозволительная роскошь. Оставаться независимым, когда все вокруг либо продались, либо норовят тебя купить, запугать, оболгать... Это просто непозволительная роскошь. Не-поз-во-ли-тель-на-я! Но мы должны с этим жить. Мы - это ты, я, это люди, с которыми мы работаем. А иначе я не могу.
- Это сложно, Паша.
- Сложно. А кто говорил, что будет легко? Знаешь, я думаю, что человеческие качества, простые человеческие качества - честность, в первую очередь, перед самим собой, независимость, порядочность, в конце концов, - они важнее всех политических рейтингов и всего остального. Я не говорю уже о жизни человека...
Суханов посмотрел на часы.
- Куда сейчас?
- Куда... Встреча у меня... Деловая.
- А-а, - Греч усмехнулся. - Ну, давай. Постарайся больше не ставить нас в такое положение...
- Проблема снята, - ответил Суханов и, пожав мэру руку, повернулся к двери.
Запикал мобильный телефон. Греч поднес трубку к уху, послушал несколько секунд.
- Да. Я все понял. Скоро буду.
- Что-то случилось? - Суханов замер в дверях, услышав в голосе Павла Романовича знакомые еще по девяносто первому году интонации - они возникали только во время большой беды.
- Случилось. Лукин в больнице.
- Что с ним?
Суханов прикрыл дверь.
- Пожар на даче. Больше ничего не знаю. Он в Первой городской.
- Паша, я там буду через два часа. Сейчас мне обязательно нужно быть в офисе, посмотреть кое-какие платежи, а потом заехать еще в одно место... Короче, я решаю все ту же проблему. Это очень важно. Для всех нас.
Греч кивнул.
- Я тебе верю, Андрей Ильич, - сказал он, снова серьезно взглянув Суханову прямо в глаза. - В любом случае, сегодня еще свяжемся.
Греч взял трубку внутренней связи.
- Я сейчас выезжаю. Машина на месте?.. Все, хорошо, спасибо.
- Андрей Ильич...
Крамской стоял на пороге кабинета и как-то странно мялся. Он вошел следом за Сухановым. Генеральный директор еле-еле успел сесть за стол и раскрыть папку с платежными документами.
- Слушаю тебя. Что еще у нас случилось?
- Случилось... Уезжаю я, Андрей Ильич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121