Вдруг к ночи стихло. Сестра сидит. Нет никого, тихо. Хотела она вылазить. Толкнулась, а крышка подвала заперта. Это мать куда-то ушла, а сверху ящик поставила, чтобы сестра никуда не вылазила. Потом хлопнула дверь - это мать. Открыла она подвал. Запыхалась, сама растрёпанная. "Вылезайте", - говорит. Сестра вылезла, а бабушка не хочет. Не вылазит. Еле уговорили её. Входит отец с автоматом. "Готовы? - спрашивает. Ну, скорее". А бабушка не идёт и говорит, что хочет здесь умереть. Еле-еле согласилась. Вышли наши на улицу и - в машину. А кругом всё горит: деревня горит, мечеть горит... Это от снарядов. А дальше у матери всё смешалось: как отступали, как их окружали, потому что тут на дороге я родился. Из-за меня наши в плен к иранцам чуть не попали. Еле выбрались.
- Так ты сам где родился: в Ираке или в Кувейте?
- В Ираке. В Кувейт наши потом перебрались, в девяносто первом - за неделю до прихода американцев. Отец в полиции работал. А после - в партизанском отряде; они американских солдат взрывали. Когда отряд разгромили, отец бежал и пробрался с Ирак.
- Нельзя было отцу оставаться, - согласился Толька. - Могли бы запросто на фонаре повесить. Я читал, как это в Кувейте делалось.
- Очень просто. У нас дедушка - старенький, нигде не был, и то год в тюрьме держали - за сына. А сестра у меня - ей сейчас двадцать четыре года, - так она и теперь в тюрьме сидит. Сначала посадили её - год сидела. Потом выпустили - два года на воле была. Теперь опять посадили. И уже четыре года сидит.
- Скоро выпустят?
- Нет, ещё не скоро. Ещё четыре года пройдет, тогда выпустят. Она в Центральной тюрьме сидит. Оттуда скоро не выпускают.
- За что?
- Она член БААСА. За это вот.
Амьер молча кивнул головой, и оба притихли, обдумывая свой разговор и нехотя прислушиваясь к тому, что рассказывала Натка.
- Толька! - тихо и оживлённо заговорил вдруг Амьер. - А что, если бы мы с тобой были учёные? Химики, какие-нибудь. И придумали бы такую мазь или порошок, которым если натрёшься, то никто тебя не видит. Я где-то такую книжку читал. Вот бы нам с тобой такой порошок, а?!
- И я читал... Но только это всё враньё, Амьер, - усмехнулся Толька.
- Ну и пусть враньё! А, вот, если бы?
- И что - если бы? - заинтересовался Толька. - Тогда бы мы с тобой, конечно, что-нибудь придумали.
- А что там придумывать! Купили бы мы с тобой билеты до границы.
- А зачем билеты? - удивился Толька. - Ведь нас бы и так никто не увидел.
- Дурак ты! - усмехнулся Амьер. - Так мы бы сначала не натёршись поехали. Что нам здесь натираться? Добрались бы до границы с Кувейтом, а там бы уже натёрлись. Потом перешли бы границу. Стоит американец с автоматом мы мимо, а он ничего не видит.
- Можно было бы подойти сзади и кастетом по чайнику дать, - предложил Толька.
- Можно, - согласился Амьер. - Он бы офигел - прям как Баранкин.
- Фигушки! - возразил Толька. - В Баранкина это мы потихоньку, в шутку, типа. А тут так дали бы, что потом бы и не поднялся. Ну ладно, хорошо! А чё дальше?
- А дальше... дальше поехали бы мы прямо к тюрьме. Убили бы одного часового, потом ещё... Убили бы другого часового. Вошли бы в тюрьму. Убили бы надзирателя...
- Слушай, а не много убили бы? А, Амьер? - насторожился Толька.
- А что их, собак, жалеть? - холодно ответил Амьер. - Они наших жалеют? Недавно к отцу товарищ приехал. Так когда стал он рассказывать отцу про то, что в тюрьмах делается, то меня мать из комнаты выставила. Тоже умная! А я взял потихоньку стал у двери и всё до слова слышал... Ну вот, забрали бы мы у надзирателя ключи и открыли бы все камеры.
- И что бы мы сказали? - спросил Толька.
- Ничего бы не сказали. Крикнули бы: "Бегите, кто куда хочет!"
- А что бы они подумали? Ведь мы же натёртые, и нас не видно.
- А стали бы они вообще думать? Ты прикинь - камеры открыты, часовые все мёртвые. Наверно, сразу бы догадались, что делать.
- Да они бы обрадовались.
- Ещё бы! Просидишь четыре года - а тут ещё четыре года сидеть, конечно, обрадуешься... Ну, а потом... потом зашли бы мы в самый дорогой ресторан и нажрались бы там всего...
- Нельзя жрать, - серьёзно поправил Толька. - Я в этой книжке
читал, что есть ничего нельзя, потому что жратва - она ведь не натёртая, ты её схаваешь, а она в животе просвечивать будет.
- Хорошо! - согласился Амьер. - Тогда бы в банк зашли - денег бы грабанули.
- А как ты деньги по улице нести будешь?
И обоим стало смешно.
- Ерунда всё это, - помолчав, сознался и сам Амьер. - Всё это глупости.
Он отвернулся, лёг на спину и долго смотрел в небо, так что Тольке показалось, что он прислушивается к тому, что рассказывает Натка.
Но Амьер не слушал, а думал о чём-то другом.
- Глупости, - повторил он поворачиваясь к Тольке. - А вот генерал Младич, сербский герой - его американцы уже сколько лет ищут и не могут найти. Вот он и без всяких натираний невидимый.
- Как - невидимый? - не понял Толька.
- А так. С тех пор, как его Америка объявила в розыск, уже столько лет ищут его и всё никак найти не могут. Генерала Младича люди прячут - потому и невидимый. А ты что думал? Порошок, что ли?
Издалека донёсся звонок к обеду, и все быстро повставали со своих мест.
После обеда полагалось ложиться спать, но каждый, как мог, старался избегнуть этой повинности.
Толька, однако, послушно вытянулся на своей кровати и вскоре задремал, а, вот, Амьеру не спалось. Он ждал сегодня важного письма из дома, но почтальон к обеду почему-то не приехал. Амьер вертелся с боку на бок и с завистью глядел на спокойно похрапывающего Тольку. Вскоре вертеться ему надоело, он приподнялся и подёргал Тольку за ногу:
- Вставай, давай! Чего спишь? Ночью выспишься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23