- Вы ждете, чтобы я отговорила вас от предполагаемого самоубийства или дала рекомендации по поводу устройства пышной церемонии? - Парень раздражал меня своей фальшивой высокопарностью - Надеюсь, вы не забыли расставить вокруг горящие свечи? Нет? Отчего же отказали себе в последнем удовольствии? Неужели собираетесь плавать в крови в блеклом свете электролампочки? Не слишком изысканно. Но переигрывать тоже не стоит, особенно в таком серьезном деле... Знаете - заваливать комнату венками с надписями "себе - любимому", включать реквием Моцарта, запасти в холодильнике хорошие вина для дружеских поминок - это слишком. Дурной тон. Но об одной детали я хотела бы напомнить - именно для вас, человека тонко чувствующего, она должна иметь значение. - Я открыто куражилась над собеседником. - Вы уверены, что хорошо подготовились, Юл?
- Ваша ирония, уважаемый доктор Слава, меня нисколько не огорчает. Чужое горе, как правило, порождает тайное торжество. Даже у людей чрезвычайно милосердных. Это биологический феномен - человек торжествует просто от того, что бомба попала в чужой окоп. - Он устало вздохнул. - Не утруждайте себя репризами на тему самоубийства... На ваш вопрос отвечаю утвердительно: я все продумал и по-возможности учел. Завещать мне нечего и некому. Рассчитывать на дружеские поминки не приходится. К тому же я сирота.
Я прислушивалась к его интонациям, теряясь в догадках - относительно "диагноза" и мотивов звонка моего собеседника. Все было похоже на розыгрыш, но могло оказаться и правдой. Я решила потянуть разговор:
- Молодым людям, собравшимся покинуть этот мир, кажется, что они просто исчезнут. Но ведь останки увидят не только санитары и служащие морга. А ещё - знакомые, вызванные на опознание, приятели и просто любопытные... Так что - чистое белье - это минимум самоуважения к процедуре прощания.
- Мне известно из классической литературы, как готовились к бою простые солдаты, и как собирались на дуэль аристократы. Чистая рубашка у меня есть.
- Тогда добавьте, пожалуйста, в ванну горячей воды. Не стоит омрачать дискомфортом последнюю беседу. Может быть, вы решитесь все же быть откровенным. Или я расскажу вам что-нибудь умное. Ведь вам есть чем поделиться с непредвзятым собеседником? Уверяю, я способна понять любое ваше признание.
В трубке послышалось шуршание и тяжелый вздох.
- Простите, Владислава Георгиевна. Я валял дурака. У нас отключили горячую воду. Я сижу за письменным столом и даже записал ваше имя, чтобы не путаться в разговоре.
Я усмехнулась - именно правильно повторенное имя навело меня на мысль, что говорящий - не пьяница и не наркоман, находится в достаточно стабильном психологическом состоянии. Обычно даже вполне здравомыслящие люди путают Владислава и Вячеслава, Георгия и Григория. Во всяком случае, мне не приходилось встречаться с мгновенным правильным усвоением моего имени.
- Значит, начнем разговор заново. Зачем вы все-таки звоните сюда, Юлий? Или это имя тоже вымысел?
- Вымысел только про ванну. Бритва деда лежит передо мной. Я сегодня рассмотрел её и все хорошенько продумал. Включил, не Моцарта, правда, а Всенощную Рахманинова, и сильно думал. И чем больше размышлял над своей трагедией, тем неумолимей она превращалась в фарс... Вот поэтому я, наверно, и позвонил. Чтобы притормозить развязку и все же понять - чего больше в ней - смешного или печального.
- От великого до смешного, как известно, один шаг. И трагедия всегда неразлучна с фарсом, как тень со светом. Чем меньше баллов "трагизма" вы выставите своей истории, тем больше у неё шансов избежать насмешек.
- Насмешек я, кажется, и боюсь больше смерти. Меня не пугает уход из жизни, а то, что вместо торжественных аккордов сожаления и угрызений совести его огласит смех... Ведь кому теперь объяснишь, что такое любовь, настоящая любовь... Знаете, Владислава Георгиевна, я воображал себя Желтковым из "Гранатового браслета". Сейчас передо мной лежат её вещи пластмассовая заколка для волос, шарфик и окурок с губной помадой. Ярко алой. Он остался в моей пепельнице после того, как она ушла.
- Вам больно, Юл, но и жутко приятно... Это и есть "возвышенная любовь". И вам хочется, чтобы это ваше чувство осталось. Как живет в каждом человеке неистребимое желание присвоить красоту - что-то с ней сделать, как-то отметить свою причастность к ней. Помните, у Бунина есть такой рассказ про надписи, которые люди оставляют во всяких памятных местах? Там его герой утверждает, что вся эта пошлость и обывательщина рождается из того же самого источника, что и поэзия Гете, Огарева, да и вообще - большое искусство. В час великой скорби и радости, перед лицом невыразимой прелести мира человека охватывает желание хоть как-нибудь и хоть что-нибудь сохранить, то есть противопоставить смерти, уносящей в небытие все сущее "реке забвения".
- Это, это. Да, да, именно это - мучительная и неутолимая потребность сохранить дорогие тебе мгновения, чувства, образы и хоть как-то противопоставить забвению. О. если б я что-то мог! Если бы мог выразить то, что разъедает мне душу, в словах, музыке или на холсте - все равно, плохо или хорошо. Я избавился бы от чувства ответственности перед своим "я", которое тяготит меня невыразимостью. И, наверно, из-за этого я надоедаю вам... Скажите, Владислава Георгиевна, у вас там все такие интеллектуалы?
- Считайте, что вам повезло. Я доктор психологии.
- Ого! Только не надо мне говорить про очки. Слава Богу, у нас не телесвязь. Я воображаю вас совсем другой... Густые, длинные, чуть рыжеватые волосы, пухлые губы и светлые, как у русалки, загадочные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155