А он и не спрашивал.
- Не хочешь посидеть полчаса в кафе? Здесь вместо шашлычной уютный уголок обставили. - Нарушил паузу Аркадий.
- В другой раз. Я совершенно выбита из колеи. Домой надо.
- Тогда постоим пять минут у обочины. Я ведь специально проводить тебя напросился. - Аркадий остановил машину, вышел и, открыв дверцу, предложил мне занять место рядом с ним. - Так будет проще разговаривать. Сколько мы не виделись? Восемь месяцев?.. За это время можно ребенка выносить. А я никак не приду к определенному решению. Но недавно решился... - Он развернулся ко мне и оценивающе оглядел, прикидывая, выдержу ли я его сообщение. - Уставшая, испуганная, печальная...
- А как еще? Я не была поклонницей Игоря, но случившееся с ним и мальчиком потрясло. Каждый день видишь нечто подобное на экране и вдруг по-настоящему удивляешься - неужели возможно такое? Трудно поверить в жестокость, когда она совсем рядом... Неординарные качества существуют в нормальном сознании абстрактно, в виде символов: гениальность, зверство, цинизм, подлость...
- Тебе повезло, Слава. Для меня они далеко не абстракция, а житейская повседневность. Не знаю как гениальность, а зверство и цинизм популярны нынче не менее, чем кариес, которым пугают в рекламах... Короче... Ты вправе относиться к моим словам как угодно, но я обязан, в целях твоей безопасности, рассказать кое-что...
Я молчала, соображая, куда метит Аркадий. И в первую очередь подумала о том, что он будет говорить о Юле. Ведь Аська знает о нашем романе, а я была невысокого мнения о её способности хранить тайны.
- Вы хорошо жили с Сергеем эти годы. Он любит тебя. И ты... - Он заколебался. - Хорошая жена.
- Хорошая - не значит вернаяи не значит - любящая. Это ты хочешь сказать?
- Нет. Ты - хорошая, доверяющая мужу жена. Вот так, вроде, точно... Слав, ты хорошо помнишь ситуацию с гибелью своего отца?
Я отвернулась, разглядывая в окно, как рабочие, перебрасываясь выразительными репликами, разгружали фургон с офисной мебелью. На асфальте уже стояли кресла и длинный черный кожаный диван. На таком Аська отдавалась своему менеджеру. Интересно, знает ли об этом Аркадий? В любом случае, не я буду тем человеком, который "откроет ему глаза".
И я никогда не смогу забыть о том дне, когда мать показала мне письмо из Тбилиси, состоящее всего из нескольких слов: "Похоронили Георгия. Погиб в тюрьме". Моему отцу было 58 лет.
Они познакомились в Москве, куда начинающая журналистка из Братиславы прибыла для работы на Международном фестивале молодежи и студентов. Мой дед - выдающийся историк сталинской эпохи - доживал одинокие годы вместе с сыном, работающим фотокорреспондентом "Спортивных новостей". Отношения отца и сына, и без того не складывавшиеся по причине идеологических противоречий, окончательно испортились после женитьбы Георгия на словацкой девушке. Молодожены стали снимать однокомнатную квартиру, куда весной 1958 года принесли новорожденную дочь. Денег не хватало. Мама устроилась консультантом в Институт международного рабочего движения, отец бегал по близлежащему району с фотоаппаратом. Он снимал свадьбы, юбилеи, младенцев, выполняя заказы быстро и качественно. С детства я привыкла не входить в ванну без стука - там в свете красной лампы отец ночами печатал снимки, а проявленные пленки гирляндами сохли на кухне, напоминая мушиные липучки.
Рассматривая снимки смеющихся малышей и их счастливых родителей, я думала, как можно любить таких - лысых, лопоухих, курносых уродиков? Вот мои портреты, украшавшие стены нашей квартиры, действительно, выглядели прекрасно. Я любила наряжаться и появляться перед объективом то в облике Снежной королевы, то Белоснежки или Золушки.
Отец без конца фотографировал меня, радуясь нашему сходству и я все никак не могла понять, почему меня не хочет видеть дедушка Васо, живущий в большой квартире у "Сокола", и ещё называет папу "паршивой овцой".
- Паршивая овца - это человек, идущий против законов толпы. Она, как считается, в любом стаде бывает. - Загадочно улыбался мой белозубый, черноглазый отец и я представляла нечто рогатое и безумное - таким выглядел на фотоколлаже отца Сталин.
Потом папа уехал от нас. А когда я окончила третий класс, в Чехословакии случилась беда. В августе 1968, во время антисоветской демонстрации погибли родители Зденки - мои дедушка и бабушка, состоявшие в рядах Сопротивления. А мама тяжело заболела.
Лишь учась в седьмом классе, я узнала, что это была не обычная болезнь. В качестве протеста оккупации Чехословакии Зденка готовила акцию самосожжения на Красной площади, завещав отцу воспитать меня. Он узнал об этом от иностранных ждурналистов. предупрежденных о готовящейся акции, и спас свою бывшую жену.
Обо всем этом я имела весьма смутные представления, поскольку сдержанность и скрытность моей матери доходили до абсурда. Она никогда никого не подпускала к себе, держа на дистанции доброжелательного и холодного общения. Оставшись одна, Зденка ещё больше замкнулась и вместо того, чтобы попытаться устроить свою личную жизнь, целиком посвятила себя дочери.
- У отца давно другая женщина. Грузинка. - Объявила она мне. - Я запретила ему видиться с тобой. Пусть растит своих детей.
- А у него ещё есть дети?
- Не знаю. Я ничего о нем не хочу знать.
Получая паспорт, я взяла фамилию матери - Лачева, а национальность, конечно, осталась, как была - словацкая. Так я с детства объявляла подружкам и даже не могла вообразить, что дочь, живущая со своей любимой матерью, может иметь другое национальное происхождение. Лишь цвет волос достался мне от отца и, конечно, его характер, отличавшийся непримиримостью ко всяким проявлениям предательства - личного или социального.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155