"Мы с этой крошкой слились в экстазе". Все равно что блевать в храме...
Однажды, обнимая Эмили на старом кожаном диване в мансарде Джузеппе, Сид пришел в себя от громкого смеха:
- У тебя неплохо выходит, племянничек! И все причиндалы на месте. А я уж хотел его кастрировать. Зря, правда, птичка?
Сид задохнулся от негодования - дядя обращался с Эмми как с одной из своих шлюх.
- Вон! - сказал повзрослевший Сид. Тихо, но, видимо, чрезвычайно убедительно. Джузеппе как ветром сдуло.
- Мы поженимся, когда Эмми исполнится семнадцать, - заявил Сидней, представ перед дядей с потупившей глаза любимой. Джузеппе криво хмыкнул:
- Понятно. А как же! Это святое.
Когда проводив девушкуСид вернулся, Джузеппе сидел на стуле с бокалом вина в одной руке и с кистью в другой. Расставив у стены в ряд карандашные наброски портретов Эмили, сделанные Сидом, он пририсывывал им ярко-красные губы.
- Все бабы - шлюхи. Поверь мне, парень. Чем раньше ты это усечешь, тем спокойнее будешь жить.
И тогда Сид ударил кулаком в его пухлую, до синевы выбритую щеку. Джузеппе рухнул на пол вместе со стулом, но не ответил ударом. "Гаденыш...", - прошипел он, скрываясь в ванной.
Затем Эмми куда-то пропала, очевидно, уехала к родителям в деревню. А через пару дней, вернувшись после занятий в мансарду, Сид застал там то, что никогда не должен был видеть. Он предпочел бы вообще не рождаться, предпочел бы умирать в муках на булыжниках, как соседский кот... Он... Сид истошно завопил, зажимая уши от собственного крика. Подмяв под себя голую девушку, Джузеппе смачно, с преувеличенной страстью занимался с ней любовью. Она стонала. Это не было насилием...
Сид блуждал по городу, не думая ни о чем. Он был похож на наркомана, принявшего хорошую дозу: бессмысленный взгляд огромных глаз с затаившимся на самом дне безумным отчаянием.
Он спустился в метро, садился в пустевшие к ночи поезда, выходил на станциях, пробирался через переходы, торчал возле собиравших милостыню калек, присоседился к балдевшим в тесном кружке членам какой-то секты с бритыми головами и нашитыми на грязные балахоны звездами. Потом стоял у края платформы, не отрывал взгляда от блестевших рельсов. На станции, полутемной и пустой, было тихо. Гул приближающегося состава прозвучал для Сида призывом. Призыв звучал все громче, громче... Лязг колес по узким, острым, блестящим рельсам... Сейчас грохот станет невыносимым и он рухнет вниз, превращаясь в куски мяса...
- Эй, парень... - Крепкая рука легла на плечо Сида, встряхнула его и оттолкнула прочь. Сид не поднялся. Скорчившись на холодном, заплеванном кафеле, он заплакал...
А потом был замок. Голубая комната... Кровать с драпировкой в изголовьи, распахнутое в сад окно. В огромных листьях каштана шелестел дождь, пахло мокрой травой, лекарствами, чаем... Сид запомнил ощущение странного удовольствия, комфорта, покоя, которых, кажется, он только и ждал на этой земле. Сидевшая рядом пожилая женщина в переднике медсестры вскочила, выбежала за дверь, восклицая: "Пришел в себя! Смотрит!"
Появился седовласый полный господин и другой - тоже крепкий, помоложе, с редкими русыми волосами. Оба светло улыбались, склонившись к Сиду. Седовласый оказался доктором. Русый - зозяином дома - Гуго ди Ламберти. Он называл себя графом, и так же, как госпожа Флоренштайн, старался завоевать симпатию гостя.
- Вам повезло, молодой человек. Если бы не господин Ламберти, все могло бы кончиться весьма плачевно, - сказал доктор. - Но теперь, я надеюсь, дела пойдут нормально. Завтра вы расскажете мне, что произошло, я проведу небольшое исследование... мы постараемся справиться... К счастью, как я понял, беда не в наркотиках, а в некой душевной драме. Вы пережили шок... На ваших глазах случилось нечто ужасное.
Сид кивнул догадливому доктору. Он испытывал чувство симпатии ко всему миру и особенно к столь любезно относившимся к нему посторонним людям. Позже он узнал, что принимал транквилизатор и антидепрессант, помогавшие справиться с потрясением. Кроме того, после удачных сеансов психотерапии и нового увлечения Сида все пошло и вовсе хорошо, просто замечательно.
Гуго ди Ламберти, выслушав от уже вполне окрепшего Сида его историю, сказал:
- В твоей жизни не хватало друга. Пришлось пострадать, чтобы найти поддержку. Я сентиментален, добр, но не позволяю распоясываться мерзавцам. Мой адвокат отсудит у твоего дяди деньги. Кстати, ты знаешь, почему этот синьор делал из тебя идиота? Хм... после семнадцати ты имел полное право вступить во владение состоянием матери. Но если человек душевно болен, то опекун ему совершенно необходим. Соображаешь? - Гуго подмигнул. - Я навел справки: у тебя будет достаточно денег, чтобы снять квартирк и вложить свою долю в какое-нибудь выгодное предприятие. Ну, в общем вести нормальную жизнь. Это первое... - Гуго пристально взглянул на Сида. Они беседовали у камина в старинном, прекрасно обставленном доме. - Хочешь начистоту?.
- Конечно... Я благодарен вам. И я вовсе не идиот.
- Тогда слушай: я не граф. Мои предки были крестьянами, австрийскими фермерами. Я купил это поместье вместе с титулом, когда разбогател. Люблю Италию. Здесь красивые люди и отличные голоса. Знаешь, на чем я зарабатываю?
Сид пожал плечами:
- Брокер?
- У меня студия грамзаписи. Вон в том флигеле. Я делаю звезд. Ну, не совсем больших - хотя бы на один диск. Я умею раскручивать свою продукцию. Расходятся хорошие тиражи. Связи, мальчик, связи... И, конечно, хватка.
Сид подумал, что не сумел бы определить национальность и возраст своего спасителя. Волосы он, кажется, подкрашивал, скрывая седину, а красноватое лицо, изборожденное глубокими морщинами, могло принадлежать и сорокалетнему, и вовсе старику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107