Вечерами появлялись совсем другие звуки. Становилось слышно то, что днем словно пряталось. Шум поезда по идущим вдоль моря путям, музыка и даже голоса из стоящего на той стороне оврага санатория, а порой, когда с моря дул ветер, доносились слова пляжного репродуктора, что-то бойко объявляющего. Отголоски чужой, очень далекой, навсегда покинутой жизни.
Анна вспоминала выступления в ресторанах, дымный сумрак, бегущие по стеклам и потолку зайчики от вращающегося шара, звяканье вилок и ножей, белеющие пятна скатертей, блестящие от пота лица. Она пела для них, но была выше на целую ступень - ступень сцены, разделяющую жизнь и театр. Сашка брал из протянутых рук смятые купюры и объявлял заказанный танец. Но он был в стороне от чужого праздника. Он работал, не забывая подмигнуть Анжеле голубым, шальным глазом. Это означало: мы - вместе. Потом они летели на гремучем мотороллере через спящий город, уже прохладный, ароматный, в черных таинственных тенях. Сворачивали на дикий пляж, чтобы Сашка и море сливались воедино, поглощая её ласкающими и жадными объятиями...
- Мам, я жуткая стала?
- Исхудала маленечко. - Марья Андреевна, облокотясь на перила лоджии, глядела во двор. - Вишню всю дрозды обклевали. На верхушке осталось... Да кому оно теперь нужно, это варенье. Импортного полно - хоть залейся. А не вкусное, что ни говори.
- Мам, принеси зеркало, с которым папа брился.
- И зачем это?
- Причесаться хочу, красоту навести. Вечер уже, народ принарядился, развлекаться идет.
- А мы - к "Санта-Барбаре".
- Ладно. Причешусь сначала. Не старуха все же.
- Ты как думаешь, Круз с Иден помирятся?
- Не думаю, а точно знаю. Но не скажу. Нечего мне зубы заговаривать. Неси зеркало.
Мать нехотя протянула ей зеркало с металлической подставкой. Анна села, сунув зеркало под подушку.
- После прихорашиваться буду, после кино.
Не говорить же матери, что смотреть в зеркало боязно, что часто путать она стала, где Анна, а где Анжела, и не знала толком, кого и как судить.
- Жар у тебя, наверно, небольшой, румянец играет. Померь температуру-то.
- Иди, включай "Барбару", я сейчас. - Проводив взглядом удалившуюся мать, она быстро достала сверкнувший кружок серебристого стекла и заглянула в него. Дыхание перехватило - Анжела! Осунувшееся лицо с зелеными глазами в копне спутанных ярко-медных волос. И румянец, точно, как у девчонки! Вот если блузку изумрудную шелковую найти и губы подкрасить!
Анжела вскочила, распахнула дверцы старого, бабушкиного еще, шифоньера. Нащупала, выдернула из груды тряпья любимую блузку и, уткнувшись в неё лицом, заплакала.Из комнаты бодро звучал музыкальный призыв телесериала.
... Утром мать разбудила ее:
- Я этого человека пока в столовую проводила. Не понимает он по-русски. Вид очень важный. Анжелу Градову спрашивает. Ты уж приоденься, дочка, и выйди. Нехорошо в кровати при чужих валяться.
- Ну вот, друзья, мой дом. - Открыв дистанционным пультом ворота, Пламен загнал автомобиль во двор и помог Ларе выйти.
- Здорово! Ты с цветами сам возишься?
- Никто здесь с ними не возится. Выкошу газон и все дела. Розы сами везде вьются, горшки со свежими бегониями моя домоправительница покупает. Хочет дом в порядке поддержать, как при Кларе было... А моя берлога наверху. И мастерская. и кабинет, и вообще... Холостяцкое место обитания.
Сидней одобрил:
- Забавная конструкция, с заморочками. И не пойму, на что похоже.
- На все сразу. Человек жаден - хочет и средневековый замок, и мавританский дворец, и викторианский особняк в "одном флаконе" иметь.
- Похоже на "дом Кшесинской", только плюс нечто авангардистское.
- Мы его купили у одного шизанутого поэта. Он все это и придумал. Осмотрели? Прошу оценить интерьер, а главное - содержание холодильника. Впрочем, нет! Подождите в гостиной, я принесу горячую пиццу... - Засуетился Пламен, порадовавшись, что синьора Рузани успела прибрть комнаты.
- Может, сходим в кафе? - предложила Лара.
- Вы мои гости! Я же специально притащил вас сюда, чтобы показать, как живу, похвастаться. - Он вытащил из бара бутылки. - Здесь полный набор.
- Лучше кофе покрепче. Сегодня, полагаю, все не выспались. К тому же, мне скоро на самолет. - Сказала Лара,оглядывая жилище Пламена.
- Я тоже лечу домой. - Сид все ещё пребывал в задумчивости.
Пламен развел руками:
- Не получился значит банкет... Но хоть фото на память можно пощелкать?
- Нужно. Потом пришлешь мне в Москву. Буду Машке показывать и Кате. Это моя подруга. А ещё родителям. Они давно рвались с тобой познакомиться. - Лара усиленно наигрывала бодрость. На самом деле, чем ближе они подъезжали к Милану, тем сильнее охватывало её смятение. А уж в доме Пламена стало вовсе тяжело и муторно.
Это оказался странный дом, узнаваемый. Словно прожила в нем долгую жизнь, потом покинула, а теперь вернулась, в растерянности узнавая старых друзей - вазы, книги, статуэтки, кресла с такой знакомой, любимой обивкой. Если немного призадуматься, наверняка вспомнишь, где и когда каждая вещица куплена. Вон тот латунный подсвечник на крученой толстой ноге - они вместе откопали на "блошином рынке", а китайскую вазу подарили к юбилею друзья...
Воспользовавшись моментом, Пламен щелкал приумолкших гостей.
- А теперь - коллективное фото. - Поставив камеру на автомат, Пламен подсел на диван к Сиду и Ларе. Они переглянулись, вспомнив, как делали автоматом "свадебные" снимки на крымском пляже - с развевающейся "фатой" за плечами Лары. Вспыхнула очередь блицев.
- Отлично... - Пламен поднялся. - Не стану навязывать вам свою компанию. Прошу внимания всего лишь на пять минут. Попрошу проследовать за мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107