Майкл недоуменно посмотрел на меня:
- Что ты, Дикси? Я же немного выпил, за руль сесть не могу, телефона тут нет, такси тоже. У тебя безвыходное положение - ты примешь наше предложение переночевать здесь. Тем более, Наташа заранее устроила тебе лучшее место на веранде. - Он вдруг усмехнулся. - Вместо душа могу предложить ведро холодной воды, а санузел в конце сада. Ты что? Хлебни нашей местной экзотики, раз уж отважилась посетить Россию, да к тому же имеешь туземных родственников. Будет, чем пугать парижских снобов.
- Перестань. Мне приходилось жить в индийских джунглях. А там ещё были кобры и скорпионы.
"И очень горячий любовник", - хотела добавить я, но постеснялась Наташи, которая все равно ничего не понимала.
Потом мы долго сидели в полутемной комнате под оранжевым абажуром над круглым столом. В углу белела деревенская печь, а по стенам висели букеты сухих трав. Наташа показывала старые фотографии, где был представлен сын Саша, удравший в Москву, чтобы не мешать приему иностранки, а также Микки в коротеньких штанах, со скрипочкой и светлыми локонами на белом, отороченном кружевом, воротнике.
- Эту курточку мне бабушка из своего бархатного платья перешила. И воротничок крючком обвязывала. А я плакал и сопротивлялся, потому что боялся быть похожим на девочку. Ой, как ненавидел я тогда эти кудряшки. Даже кусок ножницами выстриг и был выпорот.
- Тебя били? - спросила я просто так, чтобы не выдать, как мне понравился этот восьмилетний Паганини с голыми коленями над белыми гольфами, а ещё то, что его костюм перешит из платья бабушки, как, наверняка, бархатный пиджачок того, испанского 2тореадора".
Наташа что-то грустно сказала, обращаясь ко мне.
- "Неужели мы и вправду сможем жить в Австрии, да ещё в собственном доме? - плаксивым тоном дословно "продублировал" Майкл, и добавил: - Натали нам завидует.
- Наташа, мы постараемся не упустить законного везения. Ведь мы не такие уж плохие, чтобы не заманить жар-птицу, - дипломатично успокоила я.
- Бывшие "совки" не верят в жар-птицу. И в лояльность своего законодательства относительно изменяющих Родине лиц, - объяснил Майкл жестко.
Наташа прижалась к мужу и стала успокаивать его, называя "Мишенька". А потом они разом засмеялись.
- Мы решили, что сделаем Сашу народным депутатом, он введет в законодательство титул барона и узаконит наше владение титулом и родовым поместьем. - Фу, я устал "дублировать". Да и гостья наверняка хочет спать. - Положил конец нашим затянувшимся посиделкам Майкл.
Меня ждала чистенькая скрипучая постель у деревянной стенки, граничащей со спальней. Звенели комары. Ужасно хотелось спать, но на душе было смутно и тревожно. Найти, что ли, в шкафу оставшееся вино и надраться? Я нащупала в сумке таблетку снотворного и не запивая, проглотила. Как хорошо, что привыкла таскать эту пакость с собой, как и кое-что другое, увы, здесь совсем не нужное.
За стеной тихо шептались. Я прислушалась. Чужой язык, совсем чужой. А интонации знакомые. Короткая переброска фразами, смешок. Еще - разливистей и призывней. Мычание и долгая пауза. Пауза поцелуя. Скрипнула кровать, женский голос ойкнул. Затихли и снова зашептались. Голос Майкла сказал что-то властно, по-мужски, Наташи проворковал нечто нежное, прерываемое хохотком. Разом взвизгнули все пружины в матрасе и понеслось! Кровать скрипела все громче, отчаяннее, не заглушая короткие стоны. "Миша, Мишенька", - почти вскрикнула Наташа. Что-то стеклянное свалилось на пол, потекла вода и все стихло.
Мое сердце колотилось в каждой клеточке тела, даже в кончиках пальцев, которыми я зажала уши. Не помню, чтобы когда-нибудь эротика производила на меня большее впечатление. Эх, Рута! Я села в кровати, нащупывая ногами туфли - тело пылало, хотелось в сад, окунуть лицо в бочку с водой, бежать босиком по колкому гравию... За окном прошуршали шаги. Я увидела огонек спички, на секунду осветивший знакомый профиль. И снова потемнело, а потом из черноты, в которую я вглядывалась до боли в глазах, выступила прозрачная, беззвездная синева, светлеющая к горизонту, а на её фоне силуэт Майкла. Он курил, прислонившись спиной к дереву с задранным к небу лицом к единственной белевшей на нем низкой звезде. Наверно, такой же голый, как тогда на балконе Чак, и такой же победный. Неужели это осанка всех самцов после удачной схватки? Майкл, Микки... Что же мне надо от тебя, Мишенька?
Он на миг исчез и вновь появился - в руке смычок, к подбородку прильнула скрипка. Я сжалась в комок, узнав мелодию. Второй раз за сегодняшний день мне хотелось плакать. Увы, я уже давно не умела делать этого, и потому сердце разрывалось о боли - Майкл играл "Травиату", - её главную, прощальную тему. Выть, я же могла выть! Обняв плечи руками, я раскачивалась на кровати, тихонько подвывая скрипке, и проклиная застрявшие в горле, не желающие проливаться слезы...
ЧАО, МИККИ!
Утром у всех были виноватые лица. Потому что над городом и окрестностями нависли плотные, непроницаемые, накрапывающие дождем тучи. Мы пили кофе в комнате, обсуждая культурную программу на предстоящий день. Вернее, обсуждали супруги Артемьевы, а я помалкивала, не требуя перевода.
- Где же ваша собака? Майкл говорил, что у вас живет симпатичный спаниель. Мне показалось, что ночью под верандой кто-то скулил, попыталась я переменить тему.
- Эмма все лето живет у родителей Наташи в деревне. Никто не скулил это я играл на скрипке, - коротко отрезал Майкл, даже не став переводить жене наш многозначительный диалог.
На прощание мы обнялись.
- Спасибо, Наташа, все было великолепно. Обязательно увидимся... Надеюсь, встретимся у нас, в Вальдбрунне, - сказала я, целуя госпожу Артемьеву в щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125