II
Посещать больных никто не любит. Правда, многие делают вид, что им это очень даже приятно — покупать разные плодовые соки, крупных копченых кур, обливные пряники, наливные яблоки, а после переть на край земли, чтобы быть облаянным нянечкой или медсестрой, которым нет дела до чужих душевных мук. Родной человек, лежащий в многоместной палате, где гуляют запахи общего отхожего места и дешевой общественной пищей, встречает сырым лицом, перекошенным от вынужденной улыбки счастья, мол, как я рад вас, дорогие мои, видеть, чтобы провалиться вам со своей скверной курой, витаминизированным фуражом и фальшивыми соболезнованиями.
Я беру типичный пример вынужденной благотворительности, когда все находятся в полном умственном здравии и понимают, что надо жить по законам общества. А как быть, если тот, кого ты навещаешь, хвор на голову — и крепко хвор.
В свое время Илюша Шепотинник лежал в знаменитой психлечебнице имени Кащенко, и мы с Васей его посещали, своего приятеля детства, разумеется. Надо ли говорить, что более печального зрелища придумать трудно. И понять невозможно, зачем в одном месте собирать несколько сот дурачков? Аура в больнице была такая свинцовая, что я после неделю ходил, будто придавленный невидимой тяжелой болванкой. Тогда я окончательно убедился, что человеческая психика самая хрупкая, как ракушки на морском побережье, по которым бродят неосторожные отдыхающие. Почему человек разумный превращается в плодово-овощное пюре? Подозреваю, это никому неведомо, хотя медицина веками ломает голову над этой проблемой.
Впрочем, не буду гамаюничать по этому поводу, поскольку глубокий дилетант в этом врачебном вопросе. Скажу лишь одно: если Бог хочет кого наказать, то лишает прежде всего разума.
Вот только за что Творец проделал это с Илюшей? Нет ответа. И вид у нашего выросшего дружка такой, что ходить вместе с ним в присутственные места весьма проблематично. Детство скрывало его болезнь — теперь это тридцатилетний оболтай с младореформаторским, то есть идиотическим, выражением на лице, искривленном пожизненной судорогой. Глаза запали в пазы глазниц и похожи на ртутные бегающие шарики. Взгляд бессмыслен, как у деревянной куклы. На безвольном подбородке прорастает неприятная щетина. Губы крупны и мокры. Шмыгающий нос. Бессвязная речь. Движения ломки. Кому такой красавчик понравится? Первая мысль при встрече: как бы этот психопат не трахнул булыжником по темечку. Вторая — убраться бы от него подобру-поздорову. Третья: рожает же земля российская таких уродов. И так далее. О каком человеколюбии может идти речь? А ты вот приласкай страшилу, прижми к груди, облобызай в слюнявые его уста, накорми от пуза, да поговори по душам. Насчет последнего проблемы, а все остальное вполне возможно. Однако надо признать, что даже я слаб к подобной вселенской гуманности. Может, поэтому не торопился навестить друга детства, перебравшего в ближнее Подмосковье — Люберцы.
Я помог семье Шепотинник с переездом в частный домик по улице Ф. М. Достоевского, который, утверждают, тоже болел головой — страдал эпилепсией. Лидия, старшая сестра Илюши, решила, что её больному братцу лучше и спокойнее будет жить в собственном дворике, и обменяла тушинскую квартирку на пригород. Я дивился Лидии и её мужественному жизнелюбию. Сколько себя помню, она занималась только Илюшей — и делала это самоотверженно, с неким отречением. Естественно, личная жизнь её не сложилась, да и не пыталась она эту жизнь обустроить. Хотя была мила, весела, конопата и без лишних иллюзий по поводу своего будущего.
В наши семнадцать лет у нас даже случился беглый перетрах, когда мы весной сдали Илюшу в дом печали для профилактического лечения. Старшие Шепотинники, тихие старички с вечно виноватыми улыбками, к тому времени убыли в мир иной, и Лидия взяла на себя все заботы по дому. Поскольку росли мы вместе, то отношения наши были скорее семейные, и я принимал сестру Ильи, как члена большого дворового сообщества. Кроме братских, я не испытывал никаких иных чувств. Да, и какой может быть амур после визита такого веселенького заведения, как лечебница для умалишенных? Но мы вернулись в Тушино, и Лидия пригласила меня поужинать. Тогда мы вовсю изображали взрослых, и на столе появилась бутылка водки. Молодая хозяйка переоделась в ситцевое платьице, из коего выросла, и принялась хозяйничать у плиты — жарила яичницу с салом. И я, сидящий за столом, вдруг обратил внимание на её выносливые ноги и сформировавшуюся тугую попу. Я протянул руку и пощупал их с любопытством:
— Лидка! А ты ничего, — сообщил таким тоном, будто говорил о добротном пальто.
— Прекрати, — шлепнула меня по рукам и рассмеялась.
— Ну, правда, Лидок, ты красивая.
— Ешь, горе мое, — поставила на стол сковороду с шумной глазуньей. Потом аккуратно разлила по стопочкам водку. — Выпьем за нас, чтобы жилось нам сладко, как в сказке.
— За нас, — повторил я, — и нашу сказку.
Водка сняла вместе с одеждами последние помехи, и через час мы оказались в постели. Опыта сексуальных утех у меня было мало, да природа оказалась толковой, и делала за нас нашу же работу. Помимо этого долгие просмотры порно сыграли свою положительную роль. И случилось то, что и должно было случится: после бестолкового елозания по упругому, вибрирующему стану с плотными грушевидными грудями, я, наконец, проник в святая святых девичьей чести, словно упористый искатель приключений в пещерку с несметными богатствами.
Мне кажется, я испытывал такие же чувства восхищения, как и путешественник, бродящий меж алмазных горок и сундуков, набитыми золотыми дукатами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105