— В чем сомневаешься?
— Жили и живем, как в дурдоме, — отмахивается, — где к тому же пожар и заливает водой.
— Ничего, выдюжим, — у меня нет сил спорить, да и во многом прав сосед: многие живут, как во времена всемирного потопа и апокалипсиса.
Мы поднимаем стаканы и, не чокаясь, заливаем лечебное пойло в притомленные организмы. Жесткий мир смягчает линии и краски. Можно ещё пожить в нем и посмотреть, что из этого выйдет.
— А сколько тебе, Павлиныч, надо для полного счастья? — интересуюсь к завершению нашего нечаянного праздника.
— В к-каком смысле?
— В самом прямом: в денежном экви-и-иваленте?
— В ч-чем?
— В денежном и-и-исчислении…
Понимали мы друг друга плохо, но, в конце концов, постигли, что моему соседу для полного счастья нужна тысяча долларов.
— На, — отслюнявил нужную сумму.
— В долг? — икнул мой собутыльник.
— В подарок, — кинул голову на грудь. — За твое мужество.
— За это надо выпить, — и сосед вытащил новую бутылку. — У нас каждый день — подвиг.
Через час я чувствовал себя прекрасно: что наша жизнь — игра, и все мы играем, как можем. Правда, некоторые заигрываются и получают пулю в лоб или в пыльную потылицу. Тут кому как повезет. Мне пока везет и везет по крупному. В соседней комнате спит человек, не понимающий своей цены. У него нет цены — он бесценен. Его гениальный дар предвидеть движение заморских валют не имеет аналогов в истории человечества. Используя его умение, можно наворотить таких дел, что небес станет тошно.
С этой положительной мыслью я засыпаю. И снится сон по теме: будто нахожусь в кассе ВБ, и любезная кассир Леночка выдает мне брикет с заветным миллионом. Я с радостным трепетом раздираю полиэтилен и вижу… кирпич, строительный, белый брус из бетона. В бешенстве, схватив его, швыряю об пол. И кирпич разлетается на мелкие куски, как стекло.
И просыпаюсь на чужой кухне: оказывается, кошмар смёл пустую бутылку со стола моей рукой. Ударившись о ребристую батарею, посудина разбилась. А за окном зарождается новое утро. Что нам новый день готовит, поднимаюсь со стула и бреду на поиски Илюши Шепотинника.
Ориентируясь по мощному храпу, нахожу соседа в гостиной. Счастливая улыбка блажила на его лице. Хоть кому-то повезло в этой скверной истории. Аутист находился в маленькой комнате, бывшей когда-то детской. Время не затронуло эту комнатку: мягкие игрушки, наивные рисунки на стене, стол-парта, учебники второго класса на ней. Все напоминало о Вальке, сыне Павлова. Десятилетний пацан однажды поехал в гости к бабушке под Рязань и там погиб, упав с забора. Странно, помню, как Валька вместе с нами сигал на крыши поездов, и все заканчивалось благополучно. А тут какой-то деревенский забор. Говорят, упал головой на камень. Не повезло. Мать не пережила его гибели, и Павлин Павлиныч остался один, пытаясь законсервировать прошлое в этой комнате.
Я смотрю на спящего Илью. Его дыхание спокойно и ровно. Никакие внешние бури не трогают глубин его души. Снятся ли ему сны? Я вспоминаю свой последний сон — как бы он ни оказался вещим? Не хочется получать отечественный кирпич вместо миллиона импортных бумажек.
Решив не будить вундеркинда, я иду в свою квартиру. Надеюсь, там не объявились новые трупы? К счастью, между ОПГ был объявлен санитарный час, и мои комнаты оказались пусты, но со следами прошедших боев. Чертыхаясь, начинаю заниматься уборкой. Чужие мозги на обоях и мебели высохли и напоминали разваренную гречку. Подозреваю, многим завтракающим согражданам и в голову не может прийти мысль о том, что гречка в молоке, которую они кушают, очень похожа на их же мозги, если их, конечно, выбить горячей пулей. Как говорится, приятного аппетита и здоровья на многие лета!
Меня едва не стошнило во время уборки, когда мокрой тряпкой попытался смыть мозговую крошку. Было впечатление, что хочу затереть собственные больные мозги, расплескавшиеся по случаю из природного котелка.
Бр-р-р! Выбежав на балкон, я заглотал кусок свежего утра и обратил внимание на мощную дворничиху бабу Клаву, махающую метлой у помойки. Твою мать, Слава, сказал я себе: даже миллион не изменил твоего пролетарского миропонимания. У тебя же есть возможность купить рабочее время другого человека и не мучиться с говном повседневности. И в этом ничего нет плохого: каждый делает свое дело. Вот что значит, привычка лезть самому по локоть в бочку с дерьмом.
Через час моя квартира сверкала, как серебряная ложка после воздействия на неё уксусной кислоты. Только слабый запах пороховой гари напоминал о минувших событиях. Усатая баба Клава действовала решительно, как полководец эпохи реформ Павла I, и получила за свой труд, как полководец вышеупомянутого смутного периода в нашей истории.
— Долляры? — поднесла кредитку к глазам. — А родных нету?
— Это лучше, баба Клава.
— Не балуй, — предупредила патриотка, пряча ассигнацию в передник цвета переспелой сливы.
— А вчера ночью ничего подозрительного не видели? — решил попытать счастья.
— Я — не сова, сплю ночами, — ответила со значимостью. — Это вы молодежь за долляры друг дружке головы тяпаете. Эх! — и удалила себя из моей квартиры.
Глас народа, который всегда смотрит в корень происходящих событий. Как бы слова дворничихи не оказались пророческими. Подозреваю, что за миллион мне готовы оттяпать не только головушку, но расчленить всю тушку на мелкие суставы для удобного выброса их на помойку. За что? Нет ответа. Просто такие времена: проще из человека сделать фрикасе, чем с ним договориться. Но о чем ладить с неизвестными, приходящими в гости с ТТ и ПМ? Впрочем, я и сам не хочу договариваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105