Он ожидал многозначительной паузы, во время которой подполковник будет брать его на измор, закурит сигарету, примется прожигать подозрительным взглядом, но Афанасьев оказался человеком другой закваски. И даже в том поэтическом ритме, в котором произносил траурную речь на кладбище - не говорил: был подчеркнуто безразличен к собеседнику и, задавая вопросы, будто бы заведомо знал, что ничего нового не услышит помимо бесстыдного вранья.
- Ладно, Комаровский. Начинайте оправдываться.
- В чем, господин подполковник?
- "Господина" не надо, я ещё не привык. "Гражданина" - тоже не надо, вы ещё не арестованы. Называйте Иваном Петровичем..
- За что я арестован? - приходил в себя Альфред Викторович.
- Да не надо же! - поморщился Афанасьев и от расстройства махнул рукой. - Прекрасно вы знаете, за что задержаны! Расскажите все, что происходило в ту ночь. Постарайтесь как можно меньше лгать, и если я вам поверю, то вернемся в дом и продолжим поминапние Федора Михайловича.
- А... Вопрос, только один - можно? - осторожно спросил Альфред Викторович.
- Можно.
- По честному, вы подозреваете меня в убийстве?
- Обязан. - коротко ответил Афанасьев и закончил через паузу. - Но вы никого не убивали.
- Вот как?!
- Вот так. Вы, Альфред Викторович, простите - вонючее дерьмецо на палочке. Надутый презерватив на веревочке, извините ещё раз. Убийства вам не потянуть. Но мои штатные обязанности требуют подтверждения таким выводам. Меня тошнит от того, что я сижу рядом с вами.
- Но... Но меня могли подставить!
- На эту роль все годятся.
Альфред Викторович судорожно сглотнул и присмотрелся - секунды хватило, чтобы сообразить, что по сути дела перед ним сидит страшный человек. Подполковнику и сорока лет не было, свою природную жестокость он подавлял тяжелейшим напряжением разума, желание одним ударом расквасить рожу Комаровского в кровавый блин - светилось в его глазах, что понял бы человек много глупей Альфреда Викторовича. Но ещё - такого удара подполковник Афанасьев никогда не сделает. Не допустит себе такой радости даже в приступе предельного гнева. Подполковник - новая формация русского мента: смесь благостного сельского мильтона, вышколенного чиновника и необузданного шерифа американского Дикого Запада. Гремучая смесь Афан-Шериф.
- Я все расскажу, - бессильно сказал Альфред Яковлевич.
- Надеюсь. - кивнул Афанасьев и спросил. - Чем вы хоть прикрываете свое безделье и тунеядство?
- Я не бездельник! Я имиджмейкер! - возмущенно отразил обвинение Комаровский. - Помогаю нашим новым бизнесменам и политикам создавать правильный и нужный имидж.
- Так. И какой же у них имидж?
- Скверный! - заявил Комаровский. - Вольно или невольно все наши предприниматели копируют образцы западных шефов и боссов. Копируют худшие образцы, которые видят в кино и по телевидению. Ну, некоторые ещё изображают из себя канувших во мглу веков русских купцов! Бороды отпускают, золотые цепочки через живот вешают. Это тоже глупость. Настоящий русский бизнесмен и политик ещё лежит в колыбельке и ждет своего часа. А я...
- Понятно. - остановил Афанасьев. - Теоретическую "крышу", чтоб прикрыть свое тунеядство вы нашли. Вернемся к нашей теме. И поменьше лгите, я вас очень попрошу.
Категорически не лгать Альфреду Викторовичу не позволяло творческое начало его натуры. Он честно поведал, как несколько лет тому назад втерся в семью Чураковых, своим искусством имиджмейкера помог супругами занять достойное место среди приличных людей, за труды свои получал плату и подарки, затем укрепил свое положение, исполняя чувственные запросы молодой жены бизнесмена, опять же поделился с ней сексуальным мастерством (на благо семьи, сами понимаете!), а в роковой час, когда муж явился не во время и ему открылась неприятная истина - он, Комаровский, был бит, унижен, превращен в чучело и изгнан из дома.
- Но Федор Михайлович простил бы меня. Я в этом уверен. - закончил свое повествование Альфред Викторович печальным голосом, утаив лишь встречу со Славой Шусевым, которая никакого отношения к делу не имела, а мальчишку подставлять под удар Альфред Викторович посчитал делом недостойным - тот при своем положение мог поиметь ненужные и достаточно серьезные неприятности.
- Деньги вам живьем платили? - без тени презрения спросил Афанасьев.
- По разному. В конверте, как положено у порядочных людей. И подарки.
- Какие подарки?
- Разные, - застеснялся Альфред Викторович. - Часы, галстуки....
- Нижнее белье? Французское? - опять без насмешки.
- Ну... Пижаму однажды в день рождения.
- Акции фирмы Чуракова?
- Нет. Такого не было - Долю в его бизнесе не имеете?
- Помилуйте, Иван Петрович, я не человек бизнеса!
- Зиц-председателем какой-нибудь дочерней фирмы не числитесь?
- Комаровский - кошка, которая гуляет сама по себе! - из этой фразы понятно было, что Альфред Викторович осмелел до возвращения к нему гордости и спеси. И то и другое покинуло его тут же, при следующем вопросе.
- Зачем вы перетащили тело Чуракова из гостиной, где нанесли удар на кухню?
Альфред Викторович сник.
- Зачем вы устраиваете мне такие дешевые ловушки, я о вас лучше думал... Вы мне не поверили? Да я, быть может, в первый раз сказал только правду! Я ксендзу столько не говорил! Ну, хоть на десять процентов поверили?!
- Поверил в то, что вы рассказали - на все сто. Но хочу услышать то, что вы по глупости утаили. Что вы прихватили с дачи вместе со своими вещами в чемодане?
Альфред Викторович сокрушенно вздохнул.
- Ничего! Мне было не до этого! Там же труп лежал! Поймите, я не мародер! А дачу ограбили? Что-нибудь пропало к тому же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78