Мало того, даже унизили - приставив охранять этого вечно полусонного обжору киргиза, который просыпался только для того, чтоб пожрать. Витька-Шланг считал, что его в этом мире все недооценивают, а сама эта жизнь ни в чем не предоставляет шанса отличиться, или хотя бы разбогатеть.
В очень скверном настроение Витька-Шланг гнал свою зеленую "ниву" обратно к сауне, выполнявшей роль тюрьмы. Но если рассуждать критически и глубинно, то не последнии события (сами по себе для парня оскорбительные) привели к далнейшим крутым поворотам сюжета его жизни - с каждой минутой летящей к скорому концу. Дело заключалось не столько в тщеславии Витьки, не столько в его неуемной жадности, сколько в том, что попросту, по русски говоря "его бабы не любили". Даже самые криворожие лахудры с дискотеки с фигурами, будто надутый шар, и кривыми ногами - воротили от Витьки нос. Он был конечно, неприятен, хамовит, но ведь всегда находятся девчонки, которые прилипают и к таким. Даже его одноногий приятель Вовчик, в детстве изуродованный трамвайными колесами и тот - не танцуя, не имея, как Витька, машины - все же регулярно затаскивал в свою берлогу то одну пьяненькую девицу, то другую. А Витьке - фатально не везло. Настолько, что он собирался к гадалкам обращаться, снять с себя "венец безбрачия". Горести его усугблялись тем, что сексуальные его потенции были гипертрафированы с двеннадцати лет. И уже с тринадцати он люто, практически ежедневно, занимался онанизмом, порой по десять раз в сутки. В полном отчаянии от своих неудач, он тайно от друзей ловил проституток, что приносило лишь самое примитивное удовлетворение (хуже рукоблудия!) и презрение к самому себе.
А тут - Аян! Беднягу просто затрясло, едва он впервые увидел её из автомобиля, когда проходил вираж возле шашлычной "У трассы". Девчонка и не подозревала, что она каждую ночь с этого момента "спит" в воспаленном воображении с Витькой. Уже неделю он "имел" Аян через онанизм дважды вечером и раз утром. А страсть его от этой заочной любви только разгоралась. Бедолага не подозревал, а подлые люди ему не сказали, что все его неприятности данного рода имели простейшую причину - у него постоянно и тошнотворно воняло изо рта. Были ли тому причиной гниющие зубы, или какая-то болезнь желудка, оставалось неизвестным. Но вытерпеть поцелуи Витьки, сами понимаете, могла лишь вдребезги пьяная шлюха, обожравшаяся водкой под селедочно-чесночную закуску.
А всё вместе в целом - обиды на шефов, неудовлетворенные страсти - в это утро привело Витьку к мысли круто переменить жизнь и любыми путями добится Аян. Как известно, ухаживания в своем хамовитом стиле, он уже предпринял, за что и получил по зубам от отца Аян, но эта первичная неудача его только раззадорила. По приказу своих шефов он отследил побег девушки с матерью, но куда Яров их увез определить не сумел: потерял машину беглецов в Москве. Был за нерадивую слежку крепко избит, после чего установил-таки по газетам из машины Ярова пункт возможного укрытия беглянок - Брянск. Но его похвалили весьма скромно. И Витька решил действовать самостоятельно, вступить в переговоры с Яровым, учинить какую-нибудь торговлю, в результате чего получить, в качестве приза, красавицу полукровку Аян.
Яров на контакт не пошел, но упрямства Витьки не поубавилось. Скорее наоборот.
К тому моменту, когда Алик Белый впустил его в сауну, исполняющую роль тюрьмы, Витька-Шланг уже имел в голове наметки своих очередных действий. Теперь он решил "выйдти на основную цель" непосредственно через отца Аян - подавленного и почти бессловесного Чингиза Раздакова. Сейчас он спал. И проснуться должен был лишь к моменту очередного восприятия пищи.
Алик Белый сказал недовольно.
- Ты что так долго отвозил Ярова? Тут пять минут ходу!
- Так я крюка дал, запутывал, как ты сам сказал!
- Теперь это значения не имеет. Сторожи чурку. Пока не сменят.
Алик Белый сам подвизался в "шестерках" и команды его Витьку унижали. Но иных вариантов не было. Витька запер за ним двери сауны, нашел бутылку пива, присел на лавку и принялся обдумывать дебют своего сговора с Чингизом.
А тот - не спал. Он тоже ковал свои планы. Мозг его был слегка затуманен наркотиками, но это умственной деятельности ничуть не мешало. Для иссык-кульского киргиза прием наркотических препаратов, в принципе, не более вреден, чем кофе для профессионального наркомана. В семьях киргизов тот же опий, к примеру, используется с детства при всех случаях жизни: понос, головная боль, зрение ослабло, ногу сломал - тут же опий под язык и все в порядке. Так же как лютые российские алкоголики, киргизские умеренные наркоманы живут порой неисчислимо долго, опровергая все медицинские прогнозы. Слабые наркотики, которые подсовывали Чингизу в пище и курение "травки" существенного вреда ему не приносили, а скорее наоборот поддерживали его состояние в нормальной системе жизни. А мозг - в напряженном, думающем режиме.
Чингиз мучительно искал путей спасения своей семьи. Ситуация для него складывалась так, что он был уверен: жена и дочь захвачены и, пока он Чингиз, не отыщет денег для выплаты долгов - они будут сидеть неизвестно где, подвергаясь немыслимым унижениям. Эта мысль доводила его до такого исступления, что он терял порой над собой всякий контроль. Чингиз был абсолютно убежед в том, что Алик Черный своего обещания не выполнит, не примет Аян в качестве выплыты денежного долга, а попросту побалуется, натешиться, вернет дочь и потребует долг, да ещё "с накруткой по счетчику". Он уже достаточно хорошо знал законы той жизни, в которую попал пять лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135