– Чем?
– Я думал, это и так ясно. Рад, что ошибся.
– Ничего серьезного не было.
– Иногда я думаю…
– О чем?
– Наверное, о том, что от Терри ушла жена. И получает ли он удовольствие от своего нынешнего образа жизни? Или просто пытается доказать что-то самому себе?
Я сказала:
– Пожалуй, отец был прав, не нужно было тебе возвращаться в фирму. Лучше уж стать археологом.
Улыбка появлялась на лице Марка всегда неожиданно.
– Ты права, как никогда. Следовало. Но я перетряхнул немало старых костей Ротлэндов и никуда от них не денусь.
Домой Марк привез меня в половине двенадцатого. Улица, где я жила, кончалась тупиком; вокруг пустынно, только четыре-пять машин, фонарь да бездомный кот, вылизывавший заднюю ногу.
– Огромное спасибо, – сказала я Марку, стараясь говорить, как девушки их круга. – Это был великолепный день. Мне все очень понравилось.
– Нужно будет повторить. Скажем, в следующую субботу. Раньше, по-моему, ничего такого не предвидится.
– Я не могу в субботу, – поспешно заявила я.
– Тебя уже пригласили?
– Ну, скажем так.
– А в Ньюбери, через две недели, тоже в субботу?
– Спасибо, это было бы чудесно, – сказала я, подумав, что к двадцать четвертому буду уже вне пределов досягаемости, и взялась за ручку дверцы.
– Мэри…
– Да?
Он обнял меня, притянул к себе и поцеловал. Никакой особой страсти заметно не было, но и не скажешь, что он действовал неумело. Потом он погладил меня по голове.
– Какие красивые волосы.
– Ты так думаешь?
– Густые и все же мягкие… ты замерзла?
– Нет.
– Мне показалось, ты дрожишь.
– Нет!
– Хорошо было сегодня… правда?
– Да, Марк.
– Мне, – сказал он, – «хорошо» кажется явно слабым определением.
– Мне пора. Еще раз спасибо, Марк. Я… увидимся в понедельник. Спокойной ночи.
Среди ночи я вдруг проснулась оттого, что увидела во сне, будто плачу. И вовсе не от нежных чувств к Марку Рутланду. Я и раньше иногда видела этот сон, хотя не часто, раз в год или полтора. Это был даже не сон, а своего рода воспоминание во сне.
Я села в постели, посмотрела на часы и чертыхнулась: всего половина четвертого.
Красивые волосы… Может быть, эти его слова и воскресили воспоминания. Интересно, что бы он подумал лет десять назад?
Правда, началось все не из-за волос, а с того, что Ширли Джеймсон сказала что-то гадкое о моей матери. Я даже не могу вспомнить, что именно, но знаю – в тринадцать лет это казалось ужасным. Я налетела на неё с кулаками, и на мощеном дворе перед школой началась драка. Я просто потеряла голову, я вопила, что Ширли стерва и гадина, я готова была броситься на неё и убить, но две другие девчонки растащили нас за руки, а Ширли потребовала: «Возьми свои слова обратно или я съезжу тебе по морде и вырву все волосы». Она намотала на палец мою прядь и болью дернула, но я стерпела. Я ответила, что слов обратно не возьму, и Ширли закатила мне звонкую пощечину, которая, по-моему, удивила её не меньше, чем меня. Потом она повторила: «Бери свои слова обратно». И когда я ответила «Нет», в её глазах появилось странное выражение – она вдруг поняла, что ей это доставляет удовольствие.
Ширли дала мне ещё пощечину по другой щеке, и в голове у меня зазвенело. Одна девчонка подзадорила ее: «Давай, Ширли, бей еще, пусть она заревет». И Ширли продолжила, заехав мне сначала по одной, потом по другой щеке. Но меня, конечно, трудно было держать, я лягалась, брыкалась и в конце концов вырвалась, ударила Ширли головой в живот, шарахнула об стену и выбежала из подворотни. Они погнались за мной. Я мчалась как сумасшедшая, но они отстали только тогда, когда я добежала до своей улицы.
Но войти в дом я не решилась, – знала, как мне попадет, если явлюсь в таком виде. Из носа шла кровь, портфель я потеряла, все пуговицы на блузке отлетели, бретелька сорочки оторвалась.
Во сне я всегда в этом месте плакала и всегда старалась проснуться, потому что иначе сон начинался снова. Но когда просыпалась, оказывалось, что я вовсе и не плакала, глаза мои оставались сухими. Я вообще никогда не плачу, лет с двенадцати, разве что для дела.
Дальше мне никогда не снилось, но все в тот день пошло совсем не так, как я ожидала. Посидев немного у черного хода, я придумала историю, как меня сбил с ног велосипедист. Но едва переступи порог, увидела дядю Стивена; в тот день прибыл их корабль, и мама с Люси суетились на кухне, собираясь кормить его ужином. Я рассказала свою историю, её запросто проглотили, поскольку были крутились вокруг гостя и им было не до меня.
Но дядя смотрел на меня как-то странно. Мне стало не по себе, потому что я всегда им восхищалась и хотела бы на него походить, будь я мужчиной. Он был немного моложе мамы, высокий, симпатичный, но рано поседел.
Разглядывал он меня с ног до головы, потому что я повзрослела, приближался мой четырнадцатый день рождения. Помню, как я придерживала разорванную блузку на груди, когда он смотрел на меня, хотя какие у дяди Стивена могли быть на мой счет мысли? Но я понимала, что он глядит на меня глазами мужчины, и чувствовала себя почти взрослой женщиной.
После ужина он сказал, что сходит со мной туда, где меня сбил велосипедист, может быть отыщем потерянный портфель, и у меня духу не хватило отказаться. И по дороге он рассказывал про Южную Америку, откуда только что приплыл, а я расспрашивала о лошадях. Потом я нашла угол, где меня якобы сбили, и мы ломали голову, где может быть портфель, я будто случайно зашла в подворотню и обнаружила его возле кирпичной стены. Мы пошли домой и на полпути дядя Стивен вдруг спросил:
– Что же на самом деле случилось, Марни?
Я рассердилась, что он мне не верит, и вновь принялась за свою историю во всех подробностях, описывая и велосипед, и мальчишку на нем, и женщину, которая помогла мне подняться, и в чем она быта одета, и что сказала я, и что говорили другие;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82