Мог ли он отказаться? Вряд ли. Система не знает отказов от рядовых "винтиков" и "шурупчиков". В ее среде, на любом уровне, подобный шаг считался немыслимым. В лучшем случае, могли снисходительно пожурить или строго "разъяснить дополнительно". В худшем... О втором варианте и думать было страшно. Яркий тому пример - Ряшенцев, в какой-то момент возомнивший себя вне Системы или, того хуже, над ней. Это в советсткое время за ошибки в руководстве могли перевести на "вышестоящую должность" либо услать куда подальше послом - хоть и Полномочным и Чрезвычайным, но в дебри затерянной в джунглях и мало кому известной Хуруляндо-Бибигундии. В новых же условиях и при нынешнем положении в стране, "вышестоящая должность" за удивительно короткий отрезок времени все чаще стала ассоциироваться с тяжелой мраморной плитой, а "Полномочный и Чрезвычайный" - он, как говорится, и на том свете посол.
Так что шансов достойно выйти из Системы для Пацюка на тот момент просто не существовало. И существует ли он вообще, даже гипотетически? Оставался, правда, один вариант: предупредить Ряшенцева. Но, решись он на подобное, автоматически сам незамедлительно переходил в разряд "одиозных фигур", с прилагающимся им по статусу на данном этапе исторического развития общественных отношений "джентльменским набором" в виде "контрольного выстрела". Леонид Владимирович это прекрасно сознавал и очень хотел жить. Но не просто жить, а жить в Системе - не как большинство, а исключительно, как меньшинство: роскошно, вольготно, сытно и безнаказано, будучи надежно защищенным со всех сторон могущественной Системой, с рабски подчиненными ей армией, службой безопасности, милицией и судами.
Пацюк открыл глаза и на мгновение показалось, что пол под ним качнулся, уплывая из-под ног. Он резким, нервным движением судорожно ухватился за жалюзи, едва не сорвав их с окна. В глазах заплясали черные и красные точки. Часто дыша, хватая ртом воздух, мэру с трудом удалось восстанавить дыхание и унять дрожь. Он с волнением прислушался к неровному сердечному ритму.
"Спокойно, Леня, спокойно. Не такие планки брали, "не такие шали рвали", - мысленно уговаривал он себя. Но новые сомнения навалились всей тяжестью на и без того раздираемый противоречиями мозг. - А, может, не надо было впутывать Осенева? - кольнуло позднее раскаяние. - Этот такого нароет, чего доброго - не одна моя башка покатится. А, и черт с ним! Скопом всегда подыхать веселее. И вообще, с какой стати я себя хороню раньше времени? Время покажет... Как ни крути, а Осенев в любом случае сначала ко мне придет. Хамства и наглости, всем известно, ему не занимать. Как, к слову, не занимать честности и порядочности.
Можно было бы с письмишком подвалить к Шугайло или Панкратову. Эти в два счета сыночка, черти его разорви, вычислили бы. Но... куда бы с результами подались? А это уже вопрос и серьезный. Вряд ли в первую очередь к нему, Пацюку. Одним словом, чего шарахаться из стороны в сторону, маховик все-равно не повернешь назад, а торопиться надо. Ой, как надо торопиться. Пока сыночек ненаглядный еще какой-нибудь сюрприз не подкинул...".
Леонид Владимирович не мог и предположить, что его звонок в редакцию "Голоса Приморска" был зафиксирован сотрудниками отдела службы безопасности города. А в данный момент ее руководитель Михаил Петрович Панкратов получает исчерпывающую информацию относительно пришедшего на его имя письма и прошедшей пресс-конференции.
Красные "жигули" с тонированными стеклами, по иронии судьбы, мирно стояли рядом с одним из домов по Второму Нагорному переулку. Сидящий вполоборота на водительском сиденьи руководитель приморской службы безопасности слушал взволнованную, быструю речь агента. Он не упускал возможности задавать вопросы, делать уточнения, отпускать незначительные реплики, - одним словом, демонстрировал явную заинтересованность. Однако, и не настолько, чтобы агент поверил в собственную исключительность и однажды ему вдруг не пришло в голову начать диктовать условия.
Михаил Петрович ничем не выдал своего удивления по поводу сообщения информатора об имевшей место короткой беседе мэра с Осеневым, "ни с того, ни с сего после длительного перерыва появившегося в исполкоме и мало того, любезно встреченного Пацюком". Особого внимания заслуживала информация о передаче Осеневу "по всей видимости, какого-то задания личного характера, в виде сложенного вчетверо листка бумаги". Впрочем, Михаил Петрович тут же сделал для себя вывод, что "задание" могло иметь непосредственное отношение к письму. "Вполне возможно, - размышлял он, сохраняя на лице маску заинтересованности, но мысленно анализируя услышанное, не теряя при этом нить "исповеди" агента. - Но почему именно Осенев? Хотя, если рассудить здраво, с такой новостью к первому встречному не побежишь. - И сразу себя одернул: - А Осенев, что, доверенное лицо? Есть и более приближенные к "королевской особе". И к нам он тоже не рискнул обратиться, как и к Шугайло. Если бы у того что-то подобное засветилось, мы бы уже знали. Так, прикинем приблизительно: на сегодня точно знают о письме - мой агент, я, Пацюк и его сын, если он, действительно, его сын, а не хорошо информированный самозванец. Кого-кого, а этого добра испокон века на Руси хватало. Дальше... Кто еще может быть осведомлен о письме? Предположим, Осенев. Чертова семейка! Даже не кость в горле, а настоящий хребет!
Если предположить, что Осеневу дано мэром задание найти "дорогого сыночка", то он, наверняка, обратится к... Правильно, к жене! И, значит, нам остается только подождать, когда это одаренное дитя его вычислит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117