Дочь дороже.
В результате все кончилось тем, о чем мечтал Отраднов. Родители уехали, оставив дочь и взяв с Игоря клятву, что завтра днем он позвонит на работу Марии.
Ночь. Синий снег, оранжевый Юпитер над черными елками.
- Что он все-таки вез, твой поезд? - спросила Маша.
- Ее, - ответил поэт.
Горит свеча, и ветер дует сильный, И поезд следует к Москве, И стороной ладони тыльной Она проводит по чужой щеке...
Наутро она встала, зябко ежась, надела рубашку и пошла в туалет как ни в чем не бывало. Но сколько он её ни пытал, разыграла она вчера всех или нет, так и не добился ответа.
Они позвонили на работу Марии, мать обрадовалась, услышав веселую дочь, легко согласилась, чтобы та ещё пожила несколько дней на природе.
И Отрадное обрадовался этому, как ребенок, хотя понимал прекрасно:
дело вовсе не в нем, а в этой трижды проклятой даче.
Он дал ей свои валенки, и они пошли в магазин. Купили хлеба, вина, сигарет и консервов, и когда шли обратно по широкой главной улице, он увидел её на расстоянии, в курточке, ноги-палочки в огромных валенках, и у него сжалось сердце от страха: все может рухнуть в один миг.
* * *
Поэт Отраднов, ставший прозаиком Афониным и работающий все последние годы в лесной глухомани, где жили когда-то его предки по матери, шел к почтовому отделению, чтобы дать другу в Москву телеграмму. Еще летом они договорились: как только осенью встанет погода, он тут же отбивает: "Приезжай".
Его старый приятель, журналист Александр Малков, был большим любителем настоящей рыбалки и настоящих грибов.
Афонин шел заросшим проселком, огибая озеро километров пять шириной. Забытые Богом и людьми места.
Болота, озера, непролазная чаща. Но именно в этих краях и нашел Афонин свое место. Это действительно было его местом, он чувствовал себя здесь полным хозяином, более полным, чем фермер на отведенном ему кусочке земли. Он знал здесь все тропы, все топи, и не зря Малков как-то сказал:
- Старик, если за мной начнется охота, а такое возможно, то я сразу к тебе.
Перед Сашей Малковым Афонин чувствовал себя должником. В тяжелые для Игоря Ивановича времена, когда ему казалось, что все в его жизни рухнуло и взгляд то и дело ложился на заряженное ружье, Мал ков его поддержал. Познакомил с "афганцами", многие из которых были инвалидами, к тому же с "афганским"
синдромом, и в этой группе Афонин как-то выкарабкался из кризиса. Плюс ко всему Малков устроил ему несколько публикаций, это тоже облегчило жизнь, хотя к тому времени в журналах уже почти не платили. Ну а потом финский заказ на карельский альбом.
Потом потеря всего гонорара, очередной тупик, и - снова выручает Малков.
- Пока наши "демократы" гонят со всех страниц и экранов секс и расчленение трупов, мудрые финны всерьез заинтересовались твоими очерками о Валдае, сказал Малков. - Вот тебе кое-какой аванс от меня, только не пей ради Бога. А мы с Важиным будем к тебе приезжать на рыбалку.
Афонин шел, обходя и перепрыгивая ямы с водой, и в уме составлял текст телеграммы. Хотелось в сухой короткой фразе выразить всю свою благодарность к удачливым и добрым друзьям, что переполняла его. "Жду вместе Важиным..." Непременно надо двоих приглашать!
Дальше мысль не двигалась. Если написать "активно работаю" (то есть отрабатываю доверие), то могут понять, как "приедете - помешаете".
Написать "жду нетерпением" - смешно, послание гимназистки. Но хочется что-то такое ввернуть, чтобы они поняли, как он на самом деле их ждет.
Афонин остановился на том, что можно сказать "скучаю общению".
Сурово, правдиво... Выпить, черт возьми, не с кем.
Когда с текстом решилось, мысли Афонина вернулись к тому, что занимало его с раннего утра. Опять ему снилась Мария. Но, в отличие от прежних снов, этот сон был каким-то явственным и тревожным. Он видел её на песчаной косе уютной речушки, раздетую догола, а вокруг кишели крокодилы. Но не эта картина, не крокодилы заставляли Афонина не переставая думать о ней, а те горькие чувства, что он вдруг во сне пережил.
Такая смертная тоска и такой страх нахлынули на него, что, проснувшись и поняв, что это всего лишь сон, он даже не испытал облегчения и продолжал лежать с открытыми глазами, будто бы предчувствуя близкий конец света.
Проходя то место, где когда-то стояли в два ряда деревенские избы, он подумал, что если от кладбища остались какие-то холмики, то от домов и следов не осталось - кустарник и крапива все поглотили. В какой небесной книге написано, что такой-то деревне, несмотря на все беды, жить и жить, а другой умереть, этому народу жить и процветать, этому мучиться и страдать и исчезнуть в конце концов с лица земли...
Через день после того как Афонин отправил телеграмму в Москву, начались обложные дожди.
Глава 6
Окончательная размолвка Блинова с Марией произошла в октябре 93-го.
Тогда вопрос стоял так: или краснокоричневые будут висеть на столбах, или Блинов будет сидеть.
Он срочно уничтожал кое-какие бумаги и на всякий случай сделал два солидных благотворительных взноса на строительство храмов. Марии было невыносимо видеть суету мужа, и теперь даже днем она надолго уходила из дома. Блинов насторожился, решил, что за ней следует присмотреть.
Нанял людей, сам принялся изучать содержимое её письменного стола, её библиотеки... Наткнулся на дневники - три общих тетради, три года жизни. В одной из тетрадей он увидел конспект чьей-то лекции. Читал и скрипел зубами: все, что она недоговаривала в домашних спорах, было в той лекции изложено открытым текстом. Он понял, что при желании Мария может его засадить лет на пятнадцать.
Ей, которая была в курсе многих его дел, это не составит большого труда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53