Тужиков шумно вздохнул, промолчал, потом сам спросил:
- Вы следы чужака искали?
- Нет никаких следов, - честно ответил Климов.
- Выходит, мы его пришили... Так? - И тут же, как бы перебив самого себя, страстной скороговоркой залепетал: - Не верю я этому, лейтенант, понимаешь - не верю! Я давеча на Вадима Петровича тебе наговорил - это так, от страха за свою шкуру. Не мог он его убить, не такой это человек... Он же страдалец, нутро-то у него ранимое, я это давно разглядел... Ты бы видел, как мы тут начинали... Рвем шурфы - и ничего... Одна грязь в лотках... Он каждый день собирал нас на совет - ведь у нас, работяг, свой опыт есть. Он нам свое мнение докладывает и просит: "Соображайте, братцы... Туда ли идем? То ли делаем?" Веришь, лейтенант, я себя человеком почувствовал... Соратником великого дела, единомышленником... Смерть эта проклятая нас порушила!..
- Но ведь кто-то его ударил? Допустим - не ты, не Шаронов. Тогда кто?.. Никишин?.. Тихомиров?..
- Сам думаю - голова пухнет...
- Вот Никишин... Он что, всегда такой шебутной?
- Всегда... Уж его таким мать родила. Он и в своей-то могиле одной ногой стоять будет - все равно что-нибудь отчудит... Нет, Петя даже в драке не бьет; я сколько раз видел: он схватит обидчика за руки и держит его, пока тот пощады не попросит.
- Тогда остается Тихомиров.
- Знаешь, Кирилыч по пьяному делу мог бы. Так-то он трусливый мужичок, но как выпьет - в нем обида эта, за робость свою, наружу выходит. И тогда держись!.. Только ведь он в тот вечер трезвый был... - Тужиков помолчал, а потом вдруг спросил: - А ты что, совсем не пьешь?
- Нет.
- Больной?.. Или за идею страдаешь?
- За нее... - Климов усмехнулся и пояснил: - Не хочу я, чтобы мое настроение от стакана отравы зависело.
- Занятный ты парень, лейтенант. Трудно тебе будет.
- Почему?
- Армия дело суровое, нудное.
- Как же нудное? Ты что?.. Все время люди разные... вокруг тебя... Каждый с собой целый мир приносит.
- Люди-то разные... - Тужиков смачно зевнул. - А дурь у всех одна. Ладно, пойду я... Завтра Вадим Петрович рано поднимет.
В два часа ночи Климов, шатаясь от недосыпа, пошел будить сержанта. Он положил руку на его плечо и вкрадчиво произнес:
- Вам пора на службу...
Привычная для каждого пограничника фраза сразу "включила" Исаева. Он вскочил, огляделся. Вспомнил, где находится.
- Фу ты, забылся я, товарищ лейтенант... - растерянно сказал сержант. - Думал, что на заставе.
- Заступайте на пост... бдительно... - ватными губами сказал Климов и, не снимая сапог, упал на теплые нары - сразу провалился в темноту.
Он спал воистину словно убитый и не слышал, как пришел в лес рассвет, как запели ранние птицы, радостно заржали лошадки; не слышал, как поднял Шаронов геологов, как гремел котелком Никишин, чертыхался Тихомиров... Ничего не слышал лейтенант, лежал как чурка - все в нем смазалось, стерлось, заглушилось.
Но вот из-за туч выполз долгожданный луч, и сразу что-то дернуло Климова изнутри. Он открыл глаза, встал, вышел из палатки.
Мир радостно встречал солнце. Лес искрился, сверкал, тянул к небу каждую былинку, каждую иголку, каждый лепесток.
Сержант и его верный Джек понуро стояли посреди поляны. Было видно, что оба чертовски устали.
- Здравия желаю, товарищ лейтенант, - пытаясь говорить бодрым голосом, сказал Исаев. - Никаких происшествий не произошло.
- Ночью выходил кто-нибудь?
- Никак нет... Утром встали, позавтракали и пошли на работу.
- Хорошо. Идите отдыхайте... Оставьте рацию.
Климов связался с заставой. Доложил, что у него все в порядке. Михайленко сообщил: вертолет из отряда уже вылетел.
- Скоро кончатся твои муки... Замаялся?
- Что вам сказать, товарищ капитан?.. Муторно как-то... У нас на границе все проще: здесь - свои, там - чужие. А тут... не разберешь.
- Ну, ничего... Теперь уже недолго осталось, потерпи.
Щелкнул тумблер - оборвалась ниточка, связывающая лейтенанта с родной заставой.
"Наверно, нужно какой-то документ подготовить", - после некоторых колебаний решил Климов. Лейтенант вошел в палатку. Сержант и Джек безмятежно спали; он достал из планшета несколько листочков бумаги, шариковую ручку. Сел за стол, задумался: "Как же его назвать?.." Подумал-подумал, написал печатными буквами: "РАПОРТ". И стал канцелярским стилем излагать, как приехал в лагерь, как беседовал с геологами, как узнал о карте Мохова... Вначале слова вяло становились друг к другу, толкались, не хотели прояснять смысл. Но постепенно Климов увлекся, вспомнил подробности и даже сам не заметил, как исписал всю бумагу. Перечитал текст, хмыкнул - прямо рассказ получился... А вывод какой сделать?.. Подпер лейтенант ладонью голову, уставился в угол, долго так сидел...
Приглушенный стрекот прервал его раздумья. Климов облегченно вздохнул, надел фуражку, поправил портупею. И пошел к выходу.
Зеленый кузнечик вертолета, словно оглядываясь по сторонам, повис над поляной, потом плавно опустился. Из палатки, торопливо застегивая тужурку, выскочил взволнованный сержант. Винт вертолета потоками воздуха причесал влажным зализом траву. Какое-то время он еще вращался - все медленнее, медленнее... Наконец остановился. Отъехала в сторону дверца, из полумрака блеснула физиономия солдата-бортмеханика; он подвесил лесенку. По ней на землю осторожно спустился бравый молодец в ярких резиновых сапожках, в джинсах, в модной нейлоновой курточке и кокетливой лыжной шапочке (в руках - черный "дипломат"), за ним вышел пожилой сухощавый мужчина (в руках потертый чемодан) и еще один - крепкий, в котором даже в гражданской одежде сразу признаешь милиционера (в руках - рюкзак).
Молодец упругим шагом направился к пограничникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11