Они стали близки.
Сью-Энн тронула и восхитила его удивительным сочетанием нежности и страсти, а потом в этой красавице, всегда умевшей оставаться абсолютно естественной, ему открылись такие глубины, о которых он и не подозревал. Она предстала ему совсем в новом свете и с каждым днем все больше и больше значила для него.
Работал Шеннон с увлечением. Что бы ни там ни твердили "новые левые" а он, кстати, с иными утверждениями готов был согласиться - , но Государственный Департамент был, бесспорно, учреждением почтенным и серьезным. Шеннон разделял мнение лорда Брайса о том, что "государственный секретарь занимает в кабинете самое почетное место". Косность того ведомства, к которому он принадлежал, иногда доводила его до бешенства, но с косностью этой, имевшей, впрочем, и исторические причины, следовало, по его мнению, бороться изнутри. Его восхищало то поистине бескрайнее поле, на котором действовал госдеп, и ему хотелось только одного - внести в эту деятельность и свой вклад. Ему, щедро одаренному и волей, и интеллектом, не хватало терпения, а потому у него лучше получалось то, где можно было добиться быстрого успеха. Кое-кто считал, что он, делая карьеру, "срезает углы на дистанции". Его ужасало и творящееся во Вьетнаме, и масштаб навороченных там ошибок, однако профессиональная порядочность не позволяла ему устраниться, да это было бы в любом случае невозможно. Он просил о переводе туда, ибо как ещё при его любви к своему ведомству мог он там пригодиться? Шеннон не сомневался, что служа во Вьетнаме даже на незначительной должности, он сумел бы исправить многие ошибки, но ему сказали: вы нужны там, где вы сейчас. Он предпринял ещё одну попытку и получил такой же, но несколько более раздраженный ответ. Однако несколько недель назад он узнал, что его собираются перевести на новую должность, но куда - оставалось пока тайной.
А сейчас, проглядывая на ходу полученные от посла бумаги, он шел по коридору к своему кабинету. Обычной утренней пар - тии в теннис сегодня помешал завтрак у посла - уже второй за неделю - и оставалось надеяться, что не сорвется хотя бы ве - черняя игра в клубе. Да, здесь, в Париже, не так-то просто держать себя в форме: до ближайшей площадки для гольфа, к примеру, - час езды. Смешно и глупо, но здесь он совсем по-другому относится к спорту и даже к чтению спортивных газет - тут это становится чем-то вроде самозащиты, помогает таким вот причудливым манером утвердить в себе американское нача - ло.
Ему и в самом деле было здесь не до тренировок, однако он знал, что будет сам себе противен, если не будет выкраивать для них время, которого и так нет, если не сумеет отстоять истинно американские ценности, хотя в душе он сам над собой посмеивался.
Он вошел к себе, поздоровался с секретаршей, бросил на стол папку. "Дьявол, когда же я все это сумею разгрести?" На столе уже громоздилась куча бумаг, и Шеннон, не мешкая, принялся за работу. Подробнейший вопросник о возможных пере-менах в политике французских коммунистов. Министерство воен-но-морского флота требовало сообщить о том, что советские траулеры, появившиеся в Индийском океане в зоне флотских учений, которые готовились в обстановке повышенной секрет - ности, базируются, очевидно, в мадагаскарском порту Диего-Суарес, где находится база французских ВМС. Госдепартамент осведомлялся, соответствует ли действительности сообщение о намерении Вьетконга открыть в Париже постоянное представи - тельство. Опять госдеп: просят сообщить точные сроки поставок французских "Миражей-5" и новых перехватчиков Кувейту и Пакистану - президент обеспокоен тем, что обе страны усиленно вооружаются.
Шеннон закурил. Добыть подобные сведения почти невозмож-но, однако надо все же попытаться.
Из соседней комнаты до Гэмбла долетали обрывки разговора: корреспондент "Ньюсуик" Джей Остин болтал с Мэйзи. Сам он принимал посетителя - седого, коротко остриженного господина в темных очках. Тот потребовал беседы с глазу на глаз, и Гэмбл, хоть и сразу учуял знакомый душок безумия, согласил - ся. Но эти двадцать минут подтвердили худшие его опасения.
- Я просто-напросто должен отдохнуть, - говорил посети-тель. - Я физически не могу вернуться, чтобы опять увидеть
перед собой этот кошмарный, этот всепроникающий...
Гэмбл отодвинул стул и поднялся.
- Простите, мистер Брэхем, ваши материалы представляют огромную историческую ценность, но мы, к сожалению, не имеем на их приобретение средств. Попытайтесь предложить их какому-нибудь французскому журналу. Еще раз простите... сейчас у меня деловая встреча...
Посетитель поджал губы, и Гэмбл представил себе, какой злобой вспыхнули его глаза за темными стеклами. Он молча проводил его до дверей и постоял в коридоре, глядя ему вслед.
- Джей, - сказал он. - Знаешь, кто это был?
- Конечно, знаю, "ecce homo" *), наш брат во Христе.
*) "Се человек" (лат.) - слова Пилата о Христе.
- Верно. Он раскрыл тайну убийства президента Кеннеди и может предоставить комиссии Гаррисона неслыханные материалы. ФБР ходит за ним по пятам, поэтому ему пришлось бежать в Ев-ропу...
- ...а теперь он просит о вспомоществовании, чтобы перед возвращением в отчизну немножко отдохнуть на Лазурном Берегу.
- До чего ж ты у нас догадливый, - сказал Гэмбл. - Госпо-ди, кто только сюда не ходит... Святая вера во всемогущество прессы.
- Еще бы, - сказал Остин, долговязый, худой, с костистым, узким лицом и белокурыми, тщательнейшим образом расчесанными
на прямой пробор волосами. Столь же выхоленными были и ногти на державших сигарету пальцах. Все крупные газеты и журналы держали в Париже специальных корреспондентов, освещавших ход вьетнамо-американских переговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68