Она чувствовала себя беспомощной рядом с этим коренастым и, видимо, очень сильным мужчиной и решила, сделав вид, что исполняет его требование, сбежать вниз и поднять тревогу. Но тогда придется оставить его в кабинете одного... Нельзя...
- Сейчас, я выясню, - сказала она.
В эту минуту зазвонил телефон, и она, не спуская глаз с посетителя, схватила трубку.
- Да! Ах, мистер Шеннон! Пожалуйста, зайдите сюда, как можно скорей! Да, сейчас же! Я...прошу вас, - и опустила трубку, по-прежнему глядя на посетителя. Господи, хоть бы Дик не застрял где-нибудь по дороге...
- Сядьте, - произнес мужчина. - Не надо так волно-ваться. - Он снова достал платок, быстрым кругообразным движением вытер мокрое лицо.
В эту минуту в кабинет вошел Роберт Шеннон и остановился, переводя взгляд со Сью-Энн на незнакомца. Тот резко обернулся к нему.
- Что случилось? - спросил Шеннон.
- Да вот, мистер Шеннон, этот джентльмен пришел и... Я... - залепетала Сью-Энн, испытывая огромное облегчение от того, что Шеннон - рядом.
- Что вам угодно? - спросил Шеннон, сделав шаг вперед. - Вы по какому вопросу?
- Извините, что напугал девушку, - ответил посетитель. - Опыта в подобных делах у меня маловато. Я - Горенко, Семен Андреевич из советского посольства. Я прошу политического убежища в Соединенных Штатах.
- Убежища? - переспросил Шеннон.
- Убежища, - посетитель снял наконец шляпу и снова вытер лицо.
В эту минуту в дверях кабинета, оглядывая всех троих со спокойной неприязнью, появился советник.
- Что здесь происходит?
Первые, отрывочные сведения о советнике Шеннон получил ещё в Варшаве так, например, оказалось, что в тридцатые годы, живя в Европе, тот был чехословацким подданным. Особого секрета из этого не делалось, но знали об этом в посольстве немногие.
Большинству посольских казалось, что этот человек про-сто родился таким - влиятельным, но не слишком высо-копоставленным чиновником внешнеполитического ведомства. И только один-два человека в Лондоне ещё помнили голодного беженца, устроившегося в 1940 году в министерство про-довольствия, да и те вряд ли узнали бы в нем нынешнего дипломата, сохранившего от прошлой жизни только бегающий взгляд. Так или иначе, он был теперь гражданином и патрио-отом Америки.
Этот невысокий, довольно тучный человек с маленькими мягкими ручками, темно-карими глазами под набрякшими веками, землисто-бледным, до синевы выбритым лицом Шеннону всегда напоминал среднеевропейского буржуа коммерсанта или, мо-жет, ювелира? Он рано облысел и зачесывал жидкие остатки волос поперек головы в тщетной надежде прикрыть плешь. Шеннон слышал, что советник, перебравшийся в Штаты только в 1941 году, каким-то звериным чутьем понял саму суть амери-канского общества и то, как внедриться в фешенебельный мир богатых людей, интересующихся политикой.
К моменту его встречи с послом он все ещё был безвест-ным выходцем из Европы, не имеющим ни денег, ни связей, ни влиятельных друзей, а стало быть - и шансов на успех. Однако этот человек был наделен слоновьей кожей и редкостным напо-ром. Не теряя времени на остальных, он проникал к людям важным и сильным и умело внушал им, что лучшего специалиста по европейским делам, в то время привлекавшим всеобщее внимание, им не найти.
Очень скоро он сблизился с богатыми семьями, входившими в вашингтонскую и нью-йоркскую элиту, освоился в их среде и теперь уже без остановки начал прокладывать себе путь на-верх. Он стал вхож в дома многих видных американцев, умело ссоря и стравливая людей, получал приглашения на уикэнды, а потом и сам стал приглашать тех, на кого хотел произвести нужное впечатление, туда, где бывал сам, говоря, что "хозя-ева устраивают коктейль в его честь". Ему верили или просто не вдавались в подробности.
Обладая умом и отличным политическим чутьем, он отнюдь не чурался и женщин, используя и их как средство достижения цели, а его манера говорить мягко и негромко, с осторожными округлыми жестами, невольно завораживала: казалось, он до-верительно делится с вами чем-то очень важным. Карманы его всегда были набиты записными книжечками, блокнотиками и карандашиками, а глядя на его улыбку, открывавшую мелкие, редко посаженные зубы, Шеннон всегда вспоминал какую-то хищную рыбу.
В 1945 году он получил наконец американское гражданство, а вслед за тем - должность в Государственном Департаменте, после чего быстро двинулся по служебной лестнице, перепры-гивая через несколько ступенек, и теперь занимал в по-сольстве один из самых высших постов. Совершенно безжалостно он расставался с людьми в ту самую минуту, когда они больше не могли ему пригодиться. Его фамильярная манера многим в посольстве действовала на нервы, но с ним предпочитали не связываться - кто из чувства самосохранения, кто из простой брезгливости.
Шеннон подозревал, не имея, впрочем, на то никаких оснований, что посол предпринимал попытку избавиться от советника, и это ему не удалось. Он, разумеется, не мог не видеть его низкопробность и не чувствовать, что в медовых устах таится ядовитое жало. Известно было, что отпуск свой советник проводит в Европе, неофициально встречаясь с мини-страми и влиятельными политиками, после чего в обход посольства присылает донесения своим вашингтонским друзьям - иногда и прямо госсекретарю.
Шеннон был уверен, что советник подставит ножку послу - как и любому другому - при первом удобном и сулящем выгоду случае, что он поддерживает с французами контакты, о ко-торых никому ничего не сообщает, что верность и людям, и делу не входит в число его добродетелей.
С тех пор, как Харви Чернас уехал домой лечиться, со-ветник фактически стал вторым лицом в посольстве, пере-тасовывая сотрудников, наводя свои порядки и закручивая гайки, и Шеннон ни секунды не сомневался, что через своих вашингтонских друзей активно добивается формального назна-чения на пост заместителя посла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68