Проходили дни, и становилось очевидно, что желтый дом в густом зеленом саду назван так не зря. Блаженство молодоженов было настолько полным, что казалось, оно будет длиться вечно. Счастливые часы ничто не омрачало. Ни тени ссоры. Тишь да благодать.
Дни были похожи один на другой, но им никогда не было скучно. Мариам вставала первой, принимала ванну и одевалась, и только потом просыпался Уолтер, нежась на атласных простынях.
Девушка радостно приветствовала любимого мужа. Уолтеру не хотелось вставать. Но ему приходилось подниматься, потому что Мариам всегда что-нибудь придумывала, что требовало его участия. Уолтер тоже принимал ванну в комнате, огороженной решетками, где под рукой были пушистые полотенца и ароматные соли.
Утро они, как правило, проводили в саду. В нем был пруд, в котором плавали рыбки с красной чешуей и плавниками. Резвясь в кристально чистой воде, рыбки поднимали целые фонтанчики. Мариам и Уолтер хотели ознакомиться с дворцовыми зданиями, возвышавшимися за стенами, окружавшими их Приют, но у них не было возможности. Им не позволяли покидать пределы сада. За ними постоянно присматривали три охранника, и когда они приближались к запретной границе, то всегда видели хотя бы пару раскосых глаз, глядевших на них из-под чудного шлема. Мариам назвала это трио Эак, Минос и Радамант в честь страшных судий подземного мира. Она пыталась завести с ними знакомство, предлагая им еду и фрукты. Нельзя было точно сказать, добилась она успеха или нет, но время от времени жена радостно сообщала Уолтеру:
— Минос мне сегодня улыбнулся. Если я еще его подкормлю, мне кажется, он позволит мне прогуляться по Аллее Вечной Весны.
Они были уверены в одном: за внешними стенами никогда не стихал звон мечей и осторожные шаги. Мариам постоянно копировала китайские манеры и речь. Ей удавалось это удивительно хорошо. Когда они прогуливались, она отставала от Уолтера и начинала семенить ногами, сложив руки под широкими отворотами халата, и спрашивала его нараспев:
— Мой уважаемый муж все еще любит свою преданную и скромную жену?
Днем было очень тепло, и Уолтер обычно делал записи обо всем, что он видел в этой удивительной стране. Он детально записал все их поразительные изобретения. Мариам сидела рядом. Она вышивала или играла с Чи. Собака очень к ней привязалась, и если хозяйка на несколько минут его покидала, Чи принимался жалобно скулить. Девушка недовольно следила, как перо быстро бежит по листам бумаги, но никогда не прерывала работу мужа. Но Уолтер сам часто отвлекался. Он откладывал перо в сторону и любовался темной головкой, склоненной над вышиванием.
— Ты знаешь, как тебе идут китайские костюмы? — спрашивал Уолтер жену. — Мне трудно работать, когда я знаю, что мы могли бы провести время более интересно.
Мариам, улыбаясь, отвечала:
— Послушная жена понимает мужа с одного взгляда.
Мариам хватала собаку, сажала ее в большой карман и убегала, быстро стуча каблучками. Уолтер слышал, как она отдавала какие-то приказания медлительным слугам или сама начинала что-то делать. Иногда до него доносился ее голос из сада, а потом она бежала к нему, крича:
— Мой высокий и прекрасный господин и муж, я тебя не видела целых десять минут. Ты совсем позабыл свою маленькую жену!
Уолтер отбрасывал перо и строго ей говорил:
— Мне трудно работать, когда тебя нет рядом, дорогая, но невозможно ничем заниматься, если ты рядом.
Ее энергия казалась неисчерпаемой, а настроение менялось, как краски радуги, которую им удалось увидеть однажды над высокой оградой сада. Если Уолтер говорил ей что-то приятное, у девушки загорались глаза и все лицо словно танцевало от радости. Через несколько минут она уже печалилась, потому что одна из птиц отказывалась клевать зерна. Она могла что-то напевать, перебирая струны, и вдруг начать ругать слуг из-за того, что ванна для Уолтера утром была слишком горячей.
Уолтер наблюдал за переменами ее настроения и видел, что девушка унаследовала как материнские, так и отцовские черты характера. Мариам справедлива, и ей присуще чувство юмора. Уолтер считал, что этими качествами она обязана своей англосаксонской крови.
Мариам заполнила дом птицами. Уолтер не понимал, откуда они появились — все эти попугаи с зелеными крыльями и яркими головками, тихие скромные парочки, сидящие рядком и обожающие друг друга, желтогорлые птенцы… Когда они пели, казалось, что у них от усердия сейчас разорвется горлышко, но сами птички словно наслаждались собственным пением. Птиц было так много, что сова Питер не могла больше терпеть и исчезла навсегда. Вместо Питера любимцем Мариам стал крупный попугай. Она назвала его Гектар, потому что он обожал ругаться на греческом — раньше его хозяином был грек. Попугай бормотал: «Дьявол! Дьявол!»
Махмуд должен был купать птиц, но он все время забывал это делать.
— Махмуд — такое ленивое животное, — говорила Мариам. — Я велю, чтобы его кости скормили воронам!
Девушка всегда все драматизировала. Она расстраивалась, если в супе было мало пампушек, и начинала рыдать, увидев изуродованную спину мужа.
Но в основном Мариам сохраняла хорошее настроение и всех вокруг любила. Она радовалась, когда Уолтер был к ней добр и внимателен. Чи Вангти девушка просто обожала. Если муж прерывал работу, чтобы погладить ей ручку, Мариам начинала счастливо прихорашиваться. Она часто пела низким и не очень чистым голосом. Когда ей надоедало смирно сидеть, чтобы не мешать занятиям мужа, она пускалась танцевать под мотив китайской песенки «Черные бобы, черные бобы, поскорее созревайте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157