Ваши слуги не должны обращать внимания на всякую рвань.
– Что ты думаешь об этом высоком солдате, у которого на шее яркий клетчатый платок?
– Это – пожиратель баранины.
– Шотландец? Наверное, ты прав. А что ты думаешь о священнике?
– Он проповедует где придется, и у него с собой нож.
– А как насчет девушки? Хелион заколебался.
– Господин, я никак не могу решить, кто же она такая…
– Хелион, тут я полностью тебя поддерживаю. Я также не могу прийти к какому-то определенному выводу.
2
Прежан Кеннеди и девушка стояли у разломанной повозки. Кеннеди, колеблясь, посмотрел на застывшее под одеялом тело на дне повозки.
– Вы сказали им правду? – спросил он.
– Да, господин. Мой отец умер прошлой ночью. Все случилось так неожиданно. Его мучили страшные боли, а я ничем не могла ему помочь. Я пыталась найти кого-нибудь, но на многие мили вокруг нас не было никого. И мне… пришлось сидеть с ним рядом и смотреть, как он умирает.
– Девочка моя, я вижу, тебе пришлось нелегко. Но, наверное, у тебя много денег, если ты так легко рассталась с золотом?
– У меня есть деньги, только чтобы заплатить за одну ночь в харчевне.
Кеннеди смотрел на осунувшееся личико почти с ужасом.
– Ты что, сошла с ума? У тебя в голове поселились пчелы, если ты позволила сделать подобную вещь! То, что ты сделала, является гордыней и большим грехом!
– Я могу продать мулов. Теперь, когда повозка сломана, они мне больше не пригодятся. – Девушка совсем погрустнела. – Мне будет трудно с ними расстаться. Они были нашими верными друзьями!
Она подошла к мулу, которому нанес рану слуга гордой аристократки, и обняла его за шею.
– Бедняга! Мой верный старый Оливер! Как ужасно быть мулом и постоянно перевозить тяжести! Сейчас ты стал старым, и тебе нанесли болезненную рану, а мне придется тебя продать!
Казалось, что девушка сейчас разрыдается.
– Мне так стыдно, старина Оливер!
Кеннеди внимательно осмотрел мулов. Он заглянул им в пасть и проверил ноги.
– Через год их можно отправлять на живодерню, – заметил он. – Но тебе повезло, малышка. Люди купят все, что имеет четыре ноги, и тебе дадут хорошую цену за этих жалких мулов.
– Хватит ли мне денег, чтобы устроить отцу приличные похороны и чтобы священник произнес над могилой слова молитвы? – волнуясь, спросила девушка. – Я его очень любила, но, клянусь Богом, ему понадобятся молитвы, и как можно больше. Он сильно пил, и даже когда был трезвым, совсем не был набожным.
– Да, денег хватит… если только нам удастся его похоронить. И даже могут остаться несколько монеток для тебя. Я очень хорошо умею торговаться, и ты должна доверить продажу мулов мне.
– Я буду вам очень благодарна. Вы снимете с моей души камень. Я совсем не умею торговаться.
Тем временем д’Арлей спешился, подошел к девушке и ее спутнику. Он внимательно рассмотрел шотландца, потом перенес свое внимание на девушку. Д’Арлей резко остановился, удивленный. «Я уже видел ее раньше», – подумал он. Нет, не может быть. Он понял, что ошибается. Девушка очень напоминала ему кого-то, кого он хорошо знал. Д’Арлей был в шоке от этого открытия. Но он никак не мог вспомнить, кого именно ему напоминала эта девушка.
– Мадемуазель, могу я узнать ваше имя?
– Валери Марэ. – Девушка держалась очень скромно и не поднимала глаз. Она вела себя совсем не так, как некоторое время назад, когда спорила с надменной аристократкой. – Милорд, вы очень добры, что заступились за меня.
Д’Арлей подумал: «У нее низкий, красивый голос. Где она могла научиться так правильно выражаться?» Вслух он спросил:
– Откуда вы, мадемуазель?
– Милорд, у нас не было дома. Моего покойного отца звали Дамианом Марэ, он играл в мистериях из жизни Иисуса Христа. Мы постоянно путешествовали.
Кеннеди приподнял покрывало и взглянул на мертвого актера. Потом он снова прикрыл его и обратился к девушке:
– Девочка моя, у него очень благородная внешность. Я мог бы подумать, что он был проповедником священного слова или философом, а не актером, занимавшимся еретической ерундой.
Валери Марэ взорвалась.
– Вы ошибаетесь! – воскликнула она. – Мистерии – хорошие пьесы, и они приносят людям много добра!
– Я видел много мистерий и согласен с вами, – поддержал девушку д'Арлей.
– Милорд, мой отец был хорошим актером, – гордо заявила девушка. – Но у него не все шло так, как ему хотелось бы! У него были короткие и кривые ноги, и ему приходилось играть разбойников, а иногда даже комические роли. Самая лучшая роль, которая ему досталась, – роль Иуды, иногда он изображал Злобу, а один раз – Зависть.
Ей очень хотелось обелить мистерии в глазах Кеннеди, и она принялась превозносить способности отца:
– Вы бы видели его в роли Иуды! Или Саймона Магуса! В этой роли он даже показывал фокусы. Все утверждали, что он действительно был самым лучшим и просто неподражаемым Саймоном со времен немца Антона Фреша, того самого знаменитого фокусника. Господа, мой отец всегда мечтал сыграть роль Христа в Воскрешении. Но разве он мог играть эту роль с такими кривыми ногами? Мне кажется, из-за расстройства по этому поводу он и пил так много в последнее время!
Д'Арлей продолжал размышлять о странном поведении девушки: такая разительная перемена – некоторое время назад она была дерзка, почти груба, а теперь предельно учтива. Кто же она? Эта девушка употребляет слова и выражения, присущие воспитанной, благородной девице, а не простой погонщице мулов. Она совсем не похожа на дочь бедного бродячего актера. Тут что-то не так. Есть какая-то тайна. Интересно бы узнать.
Д'Арлей не сводил с девушки глаз. Ее черты лица казались д'Арлею очень знакомыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163