Это был гордый народ, мужественно принимающий вызовы жизни, любящий красоту… и не так уж сильно отличающийся от кельтов; к такому выводу пришла Эпона. Их разделяли язык и обычаи, различие их характеров объяснялось различием вскормивших их земель, но духом они были родственны.
Последние в этом году осенние грозы сопровождались сильнейшим небесным огнем и даже градом; по небу день за днем непрерывно ползли черные тучи, бушевало ненастье. Когда осень наконец миновала, воцарилось какое-то странное затишье; как будто Мать-Земля затаила дыхание в предчувствии чего-то ужасного.
В Море Травы не было друидов, которые могли бы вести счет ночам для Эпоны или напоминать ей об истечении года. Но даже если бы она не замечала постоянных легких перемен и не ощущала дыхания близких холодов, она все равно бы представляла себе, что идет смена времен года. В ее существе было издревле заложено что-то, позволявшее ей с достаточной точностью определять кельтское время.
Приближался праздник Самхэн. Скифы были, естественно, незнакомы с большими праздниками, которыми племя Эпоны отмечало смену времен года, наступление зимы не означало для них начала нового года. Не знали он и того, что в канун праздника Самхэн, в ночь, знаменующую великий поворот, легче всего преодолевать барьеры, разделяющие этот мир и другие миры. В конце каждого круга времен года духи могут спокойно разгуливать по земле живых.
Когда однажды Эпона мимоходом заговорила о празднике Самхэн, Ро-Ан сначала слушала с интересом, но через несколько мгновений вдруг проявила такое беспокойство, что Эпона, из жалости, быстро сменила тему. Скифам внушали, что все духи непременно злые, сама мысль о возможности перехода из миров духов в мир живых была для них неприемлема. Эпона весело заговорила о всякой всячине: о еде и одеждах, и пересудах женщин в кибитках, и Ро-Ан как будто успокоилась и забыла об этом разговоре.
Но сама Эпона не могла забыть того, что жило в ее крови.
Скоро наступит Самхэн, и надо приготовиться к совершению полагающихся обрядов.
Прежде всего на заре накануне праздника надо погасить старые костры и зажечь новые. Но у Эпоны не было очага в шатре, и она не знала, как без гутуитер разжечь пламя. Друиды учили, что старый огонь должен умереть почетной смертью: его следует тушить водой, землей, а затем снова водой, чередуя, по строго предписанному ритуалу, основные стихи, причем каждое из отдельных действий следует производить основательно, со всей необходимой тщательностью.
Эпона заметила, что скифы не имеют представления о равновесии стихий, и, чтобы погасить огонь в одном из открытых очагов для приготовления пищи, они небрежно затаптывали его или засыпали всяким мусором. И если Море Травы вдруг охватывали степные пожары, убивая диких, а иногда и домашних животных, выжигая драгоценные пастбища, они не понимали, почему это происходит.
Достать в степях дерево было трудно. То, что доставали, шло на изготовление кибиток и каркасов для шатров, и очаги обычно топились кизяком или костями с жиром. Если они натыкались на какой-нибудь редкий росток, с трудом отстаивающий свое существование, им ничего не стоило затоптать его: видеть, как умирает растение или что-либо другое, доставляло им удовольствие. А вот кельт возвел бы невысокую каменную ограду для защиты такого юного ростка и помолился бы Матери-Земле о его сохранении и Духу Дождя о его орошении.
Скифо в ничуть не беспокоило отсутствие деревьев на выжженных равнинах. Истощив все ресурсы какого-нибудь места, они просто грузили свои шатры в кибитки и откочевывали на другие.
Бери, и айда.
Выпросив несколько пылающих угольков, Эпона развела небольшой костер в обложенной камнями ямке недалеко от входа в свой шатер. Ее костер должен гореть свободно, на открытом воздухе, чтобы быть ближе к духам ее племени.
В течение нескольких дней она буквально по каплям собирала воду для ритуального погашения огня. Скифы, которые берегли каждую каплю воды в этих иссушенных степях, пришли бы в бешенство, если бы узнали, что она тратит хорошую питьевую воду для подобной цели, поэтому она прятала свою порцию во рту, и, когда никто на нее не смотрел, выплевывала в кувшин. Ее мучила сильная жажда, но она жевала траву, показанную ей Кажаком, и берегла воду. Любой ценой она должна набрать достаточно воды для обряда.
Так говорил ей дух, и теперь она прислушивалась к его голосу.
Она приносила в шатер пригорошни земли и прятала их под коврами, которые заменяли ей кровать, тоскуя в душе по знакомой родной земле, земле Голубых гор. Эта земля была чужой, какой-то странной на вкус, на ощупь, со странным запахом, но ничего лучшего у нее под рукой не было.
Канун Самхэна ознаменовался кроваво-алым, сверкающим, как шлифованное золото, закатом и прекращением завывавшего по целым дням ветра. В небесах колыхались рваные знамена туч, как будто бы прощавшихся со светом.
С лихорадочным возбуждением наблюдала она, как солнце скрывается за степным горизонтом. Костер должен умереть вместе с солнцем, чтобы возродиться под благословенным взглядом Северной Звезды. Она как раз закончила обряд погашения огня, когда услышала голос Кажака и увидела, что он подходит к ней со знакомым лукавым блеском в глазах и широкой улыбкой, очевидно, надеясь провести с ней приятный вечер.
Но обряд нельзя было прекращать.
Собравшись с духом, она начала объяснять Кажаку, почему ритуал должен быть доведен до конца. Сначала он был в недоумении, почти разгневан, полагая, что она просто хочет отделаться от него. Затем в нем пробудился интерес и он стал засыпать ее вопросами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146