Только потом выпил сам.
– Хорошее вино, – одобрительно сказал он Эпоне. Это было первое признание ее стараний оказать гостям должный прием, и она почувствовала, что одержала небольшую победу.
Об омовении Эпона больше не упоминала.
Скифы походили на птиц, которые не вьют гнезд и если садятся на ветку, то всегда готовы улететь. Не имело никакого смысла ждать, пока они освоятся. Поэтому Кернуннос и Поэль совершили следующий предписываемый традицией шаг, а именно привели в дом старейшин и некоторых глав семейств, чтобы они могли разделить со скифами вино и познакомиться с ними. Эпона убедила Кажака сесть возле очага и выпить вместе с хозяевами, хотя он и вел себя как осторожный конь, готовый в любую минуту обратиться в бегство.
Кернуннос сидел по левую руку от скифа, Таранис – по правую. Короткое совещание вождя со старейшинами ничего не дало, у них не было никаких особых предложений по поводу обращения с иноземцами. «Наблюдай и слушай» – вот и все, что они могли посоветовать.
Эпона, Сирона и другие женщины из знатных семейств расхаживали по дому, подавая еду и принимая участие в мужских разговорах. Кажак повернулся к Таранису.
– Вождь имеет много жен? – спросил он, показывая на суетящихся женщин, крупных, белокурых и голубоглазых.
– У меня только одна жена, – ответил Таранис.
Удивленный Кажак обернулся к Кернунносу.
– Только одна жена? – недоверчиво спросил он.
Жрец улыбнулся. Кернуннос умел улыбаться одними губами, тогда как его глаза по-прежнему были серьезными. Это произвело отталкивающее впечатление на Кажака, напомнив ему о львах и пятнистых кошках, бродящих по его родным степям, иногда завораживая свою добычу потрясающей силой взгляда.
– Каждый человек имеет одну голову, одну жену, один дом, – ответил жрец.
– Правда? – Кажак посмотрел на меха, которыми были застланы ложа, на резные деревянные сундуки и красивую глиняную посуду, все, что составляло обстановку дома для гостей. Он заметил, что и мужчины, и женщины носят много бронзовых украшений, среди них поблескивали и золотые или сделанные из сплава серебра и золота.
– Много богатства, – процедил он, – но только одна жена. – Повернув голову, он бросил взгляд на Эпону, стоявшую у него за спиной. – Ты жена для него? – Его глаза искрились неподдельным весельем.
Эпона почувствовала, что краснеет, начиная с шеи.
– Я не жена вождя, – ответила она. – Я принадлежу к семье его брата. – Чтобы скрыть внезапно охватившее ее замешательство, она предложила Кажаку ломоть хлеба, но вместо того, чтобы взять его, он схватил одну из длинных прядей ее волос и потянул вперед, так, чтобы она засверкала в отсвете пламени.
– Вот ваше богатство, кельты, – громко, на всю комнату провозгласил Кажак, показывая всем волосы. – Вот кельтское золото.
Ответом был всеобщий смех. Хотя всадники и внушали ужас, как если бы были воплощениями неких неведомых духов, кельты все еще не знали, как отнестись к диковинным чужеземцам, но этой своей шуткой Кажак сразу завоевал их расположение. Скоро они уже пили доброе греческое вино за него и его лошадей; в доме установилась поистине дружеская атмосфера. А поскольку люди Кажака так и не отважились войти в дом, наружу им вынесли амфору с вином, чтобы и они поучаствовали в пиршестве.
Едва достигнув околицы поселка, возвратившиеся с Соляной горы шахтеры услышали веселый смех и крики, доносившиеся из дома для гостей. Странное зрелище предстало их глазам: они увидели четырех стреноженных сыромятными ремнями лошадей в окружении целой толпы восхищавшихся ими кельтов. Другая толпа собралась перед домом для гостей: она окружала троих незнакомцев, которые сидели на земле, подогнув под себя ноги, как женщины, пили красное вино и распевали громкие, непонятные кельтам песни.
Шахтеры и чужеземцы уставились друг на друга.
Сидящие скифы смотрели на белокурых или рыжебородых гигантов, с глазами как озера и плечами как горные отроги, тепло одетых в длинные вязаные рубахи и кожаные накидки. Шахтеры же видели перед собой жилистых мужчин с кривыми от постоянной верховой езды ногами и с некогда белой, но посмуглевшей от жаркого степного солнца кожей. Их спутанные волосы и бороды были различных оттенков коричневого цвета – от почти черного до светло-каштанового, глаза карие, только у самого светлокожего из них были серые глаза. Невзирая на разницу в цвете кожи, на всех их лицах лежал одинаковый отчетливый отпечаток суровости, слегка смягченный сейчас выпитым вином. Но в них так и бурлила жизненная энергия; и кельтов, и скифов объединяла общая страстная любовь к жизни. Кельты были рады разделить вино с пришельцами, и это способствовало их сближению.
После того как все несколько раз приложились к чаре, незнакомцы стали друзьями; они отпускали грубые шуточки, которые можно было понять без особого труда. С помощью понятных и тем и другим слов и жестов они могли кое-как объясняться; выяснилось, что им всем претил греческий обычай разбавлять доброе вино водой.
Меж тем в доме для гостей Таранис начал расспрашивать Кажака о его родном крае. Особенно заинтересовал слушателей образ жизни его народа.
Кажак в таких словах объяснил свободное существование кочевников.
– Мы не строим домов, где нас могли бы настичь враги. Мы не ездим по дорогам. Лошади быстро везут нас куда хочешь. Сверни шатер, погрузи телегу, и айда. Нашел, что тебе надо, бери и скачи. Нашел женщину, которая тебе нравится, бери и скачи. Мужчины ездят на лошадях, женщины живут в кибитках и шатрах, работают, ведут себя смирно, – многозначительно добавил он, хотя никто и не уловил скрытого в его словах намека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146