Скифы ехали, почти не переговариваясь, их взгляды были устремлены на восточный горизонт. Кажак, самый из них разговорчивый, по-видимому, надолго выговорился; он все мрачнел и мрачнел; лицо его было насуплено, а плечи развернуты так, что никто не решался с ним заговаривать. В таком настроении он вспыхивал гневом с такой же легкостью, с какой разгорались разожженные Теной костры.
Эпона не знала, что его так угнетает, но спрашивать не стала. Я никогда не сумею его понять, думала она. Он так же изменчив, как климат его родных степей: то добродушен и радостен, как будто светится солнце, то угрюм, как предвестник несчастья. Выросшая в Голубых горах, Эпона привыкла к разговорам, таким же естественным, как шум ветра в соснах, и к спокойным раздумьям, навеиваемым долгими сумерками солнечного времени года. Поэтому настроения скифа резко отличались от ее настроений.
Вечером они устроили привал на берегу Дуная, и, засыпая, Эпона слышала тихое пение реки, жалея, что не понимает, подобно Уиске, языка вод. Первую стражу караулил Кажак, по ее окончании он лег рядом с Эпоной, так и не притрагиваясь к ней.
На рассвете она увидела, что к востоку от реки расстилается равнина, густо поросшая низкими кустами, окрашивающими ее в бледно-лиловый цвет. Нематона, вероятно, была бы очень взволнована видом этой равнины.
Иногда они видели вдалеке людей, большие поселения, длинные, хорошо охраняемые обозы, везущие торговцев в процветающие южные страны. Кажак неизменно объезжал подобные скопления людей, стараясь избегать столкновений с теми, кто численно превосходил их и был так же хорошо вооружен.
Это вызывало презрение у Эпоны. Ведь она принадлежала к племени, любой член которого мог подойти к незнакомцам, сколько бы их ни было, и бесстрашно протянуть руку для приветствия. Да и что может с ним произойти? Даже если небо обрушится и раздавит его тело, даже если его поглотит земля, никакая опасность не может угрожать его бессмертному духу.
Дух… Перед ее глазами вдруг, точно вспышки молнии, появился образ Кернунноса, и на короткий миг она с ужасом почувствовала, будто что-то вторглось в нее. Это было не просто мысленное представление, а ощущение физического присутствия; Кернуннос как будто угрожал, говорил: ты не уйдешь от меня. Эпона ощущала, что он здесь, в ней. Достаточно было о нем подумать, как он тут же нашел лазейку, как проникнуть в нее; теперь он знал все ее мысли. Без всякой заметной причины лошади стали проявлять беспокойство. Серый вновь и вновь встряхивал головой, закусывая мундштук, и на его шее появились темные пятна пота. Остальные испуганно храпели.
Кажак начал оглядываться через плечо на северо-запад; его примеру последовали и остальные скифы, а затем и Эпона. Высоко в небе, точно преследуемые какой-то темной тучей, большим клубом тумана какой-то неопределенной формы, быстро скользили белые облака с рваными краями. На глазах у Эпоны небо приобрело темный, угрожающий зеленый цвет, и крепнущий ветер взметнул в воздух кучи листьев и даже комья земли.
Кажак повелительно сказал что-то своим людям. Они спрыгнули с лошадей и повели их в узкую лощину, ведущую прочь от реки. Ее скаты могли служить защитой от ветра, и здесь не было больших деревьев, которые, падая, могли бы их придавить.
Скифы прежде всего позаботились о своих лошадях, найдя для них лучшее, какое было поблизости, убежище.
– Говорят, здешних местах ветер иногда валит волов, – объяснил Кажак Эпоне. – Здесь сильные, очень сильные бури, сильнее людей. Ваш рогатый жрец называл бы их священными, да? Сильнее людей.
Эпона помогала ему развьючивать встревоженного жеребца.
– Буря – это просто одно из проявлений настроения Матери-Земли, – ответила она. – Поэтому не надо бояться бурь: в моем племени есть люди, которые умеют их обуздывать и даже использовать в своих целях.
Кажак поднял брови.
– Ты шутишь?
– Я говорю правду.
– А сама ты умеешь это делать? – Впервые она уловила нотки уважения в его голосе. Ее так и подмывало сказать, да, умею. Ведь она обладает прирожденным даром друидки. Так, по крайней мере, считают друиды.
– Нет, – ответила она. – Я не умею управлять погодой. Это могут делать лишь друиды, но даже и их власти над погодой есть границы.
– Кажак не может менять погоду, – сказал он Эпоне, вынимая какой-то сверток из вьюка, – но он может останавливать дождь. – Он поднял промасленную шкуру, такую тонкую, что ее можно было складывать как ткань. Из этой шкуры и валяющихся на земле сучьев он быстро соорудил шатер и показал жестом Эпоне, чтобы она воспользовалась этим укрытием. Такие же шатры сооружали вокруг них и другие скифы.
Буря уже настигла их, и начался ливень.
– Ходи внутрь, – сказал Кажак девушке. – Обсыхай.
Она вползла в шатер на четвереньках, и он последовал за ней. Им было тесно вдвоем в маленьком шатре, но Кажак был прав. После того как они укрылись еще и медвежьей шкурой, которую носила Эпона, они были надежно защищены от дождя. Большие капли, стучавшие по шатру, так и не могли проникнуть внутрь.
Кажак облегченно вздохнул.
– Хорошо?
Их тела в этом маленьком пространстве были тесно прижаты друг к другу. Его тело своим жаром гнало прочь холод и сырость. Лежать рядом с ним было все равно, что лежать рядом с прикрытым валежником костром.
Мокрые одежды прилипли к телу Эпоны, казалось, она продрогла до самых костей. Чтобы согреться, она прильнула плотнее к скифу. Дождь захлестал еще сильнее. Яростно завывал ветер, но Кажак так умело поставил шатер, что ветер так и не мог сорвать его кожаную крышу.
Эпона остро ощущала близость Кажака:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146