Над трубой поднялась первая струйка дыма. На ранчо кто-то проснулся. Итан пришпорил коня и поскакал вниз по склону.
Когда все было закончено, Итан уже не чувствовал желания дожидаться Старка. Он вообще ничего не чувствовал, кроме подступающей к горлу тошноты. Возвращаться в Эль-Пасо смысла не было. Бордель, конечно, остался, но теперь, со смертью Круза, он превратился в обычный бордель, а Итан так и не научился любить запах свиней.
Они перегнали небольшое стадо Старка через границу и продали в Хуаресе за полцены. Они не знали наверняка, погонится ли Старк за ними, но подозревали, что все-таки погонится.
– Я так точно в этом уверен, – сказал Пек.
– А я нет, – возразил Том. – Из-за какой-то шлюхи?
– А как насчет тех двух сучек? – поинтересовался Хэйлоу.
После того как они побывали на ранчо Старка, Хэйлоу стал есть еще больше. Теперь его вес приближался к четырем сотням фунтов. Новая лошадь Хэйлоу, купленная в Хуаресе, уже начала хрипеть.
Том и Пек ничего на это не сказали, но оглянулись, а это уже само по себе было достаточно красноречивым ответом.
В конце концов они удостоверились в том, что Старк и вправду за ними гонится. Несколько раз они приезжали в какой-нибудь городишко через день-другой после того, как Старк покидал его. И Старк, и сами они петляли, вместо того чтобы ехать по прямой.
– Хватит с меня этого дерьма! – заявил Хэйлоу. – Я отправляюсь домой.
– Какого хрена? – поинтересовался Пек. – Ты что, думаешь, что он тебя не отыщет в Эль-Пасо?
– Не в Эль-Пасо. На Гавайи.
Настоящее имя Хэйлоу начиналось с «Хэелоа» и продолжалось бог весть на какую длину.
– И чего ты там забыл? – спросил Том. – Ты ж говорил, что вся твоя семья, весь город, вообще весь народ перемер от оспы.
– Горы остались. Реки остались. Океан остался. Я скучаю по ним.
Они продолжали держаться вместе, пока не добрались до ла сиудад де лос Анджелес. Там Пек заявил: «Да пошло все на хрен! Если он хочет меня найти, пускай ищет здесь». Том остался в Сакраменто. Его дядя держал там бар и предложил Тому присматривать за шлюхами. «Я же ничего особенно плохого не сделал, – сказал Том. – Я извинюсь, Старк даст мне в морду, и на том мы разойдемся».
Хэйлоу добрался с Итаном до Сан-Франциско. Он надеялся отыскать там корабль, идущий на Гавайи, но, увидев океан, передумал. Здоровяк – теперь Хэйлоу весил около пятисот фунтов и передвигался уже не верхом, а в двуконной повозке – уселся и расплакался, заслышав, как волны плещут о причал. «Слишком много могил там осталось», – сказал он.
Итан тоже застрял в Сан-Франциско. Но однажды, направляясь в бар, он услышал уличного проповедника. «Я пришел призвать не праведников, – сказал проповедник, – но грешников к покаянию». Кто-то сказал «аминь». Невидимые тиски, сжимавшие сердце Итана, внезапно разжались. Он упал на колени и расплакался. Тем же вечером он переступил порог миссии Света Истинного слова пророков Господа нашего Иисуса Христа. Месяц спустя новый миссионер Джеймс Боханнон уже плыл в Японию.
Итан взял новое имя потому, что чувствовал себя переродившимся до полной неузнаваемости. Но истинное перерождение произошло лишь после того, как он вместе с дюжиной других миссионеров добрался в деревню Кобаяси в провинции Ямакава, где им надлежало создать новую миссию.
В день их прибытия в тех краях вспыхнула эпидемия холеры. Через месяц из всех миссионеров в живых остался один лишь Итан. Среди крестьян тоже было много умерших, и местные жители винили во всем чужаков. Итан выжил лишь благодаря тому, что старик-настоятель монастыря Мусиндо, Дзэнгэн, забрал его в монастырь и выходил. Должно быть, настоятель пользовался в этих краях определенным авторитетом: отношение крестьян к Итану изменилось. Они начали приносить ему еду, менять на нем одежду, мыть его. Особенно часто его навещали дети; им было интересно лишний раз взглянуть на Итана, ведь они никогда прежде не видели чужеземцев.
Как-то так случилось, что, пока Итан валялся в бреду, барьеры рухнули. Когда жар спал, Итан обнаружил, что понимает многое из того, что говорят дети, и сам может произнести несколько слов. К тому времени, когда он начал подниматься на ноги, он уже мало-помалу беседовал с Дзэнгэном.
Однажды Дзэнгэн спросил его:
– Каким было твое лицо до того, как родились твои родители?
Итан уже готов был сказать Дзэнгэну, что никогда не знал своих родителей, но внезапно все обыденные понятия потеряли смысл.
С тех пор Дзимбо стал носить вместо костюма христианского миссионера рясу буддийского монаха. Это было скорее данью уважения Дзэнгэну. Одежды подобны именам. Они ничего не значат.
Дзимбо был прежде Джеймсом Боханноном и Итаном Крузом и до сих пор оставался ими. И в то же время он больше не был ими.
* * *
Дзимбо не стал рассказывать этого Гэндзи. Он уже было совсем собрался начать, но тут князь улыбнулся и спросил:
– В самом деле? Тебе и вправду удалось убежать от себя? Тогда ты, должно быть, разделил просветление с самим Буддой Гаутамой!
– Я не знаю, что означает слово «просветление», – сказал Дзимбо. – С каждым вздохом я перестаю понимать смысл все новых и новых слов. Вскоре я буду знать лишь то, что ничего не знаю.
Гэндзи рассмеялся и повернулся к Сохаку:
– Из него получился куда более подходящий преемник Дзэнгэна, чем из тебя. Хорошо, что вы уходите, а он остается.
– Это не он – тот чужеземец, которого вы ждали, господин?
– Думаю, нет. Тот сейчас находится во дворце «Тихий журавль».
Сохаку, не сдержавшись, недовольно нахмурился.
– Покойный князь Киёри предложил покровительство миссионерам Истинного слова. Я лишь продолжаю то, что начал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148